Сергей Григорьев - Александр Суворов

Большой урон терпели плохо вооруженные казаки четвертой и пятой штурмовых колонн на самом длинном фасе крепости. Янычары перерубали ятаганами древки казачьих пик, и обезоруженные казаки погибали сотнями. Части четвертой колонны, предводимой бригадиром Орловым, все-таки удалось взобраться на вал, как вдруг отворились Бендерские ворота Измаила, и турки, выйдя из крепости, ударили в крыло штурмующей колонны, разрезав ее пополам. Казаки смешались. Янычары бурным натиском опрокинули их в ров. Если бы не вытребованный кавалерийский и пехотный резерв, дело здесь могло окончиться плохо. Сабельными ударами гусары, а штыками пехотинцы прогнали турок обратно в крепость. Ободренные помощью, пришедшей вовремя, казаки повторили штурм и стали на валу твердой ногой.

Пятой штурмовой колонне бригадира Платова пришлось переходить крепостной ров по грудь в ледяной воде, а затем взбираться на крутой вал, одетый камнем. Втыкая пики в расщелины меж камнями, казаки Платова упорно карабкались на вал под ружейным огнем турок. Дурной оборот дела в четвертой колонне, крики смятения оттуда, возгласы «алла!» вне крепости при вылазке турок смутили и напугали казаков, они отхлынули. Посланный им на помощь батальон пехоты повернул дело. Колонна возобновила штурм и, прочно завладев валом, соединилась с четвертой.

За рекой дело шло очень удачно. Прикрывшись завесой артиллерийского огня с батарей острова Чатала, все три колонны де Рибаса на судах речной флотилии подошли к берегу и высадились. Флотилия тоже гремела по городу из своих медных фальконетов [154]. Под грозный говор пушек колонны пошли в атаку и овладели пушками южных крепостных батарей.

Стальной обруч неудержимо стягивался вокруг Измаила. Сомкнуть его концы в венец победы предстояло шестой штурмовой колонне Кутузова. Здесь находился батальон, пришедший из Бырлада. Батальон этот по второй ракете двинулся на место, ему назначенное, так стремительно, что оказался впереди других, а ему следовало по диспозиции быть в резерве. Командир выстроил батальон по передовым, не осаживая его назад.

Из-за этого батальон суздальцев оказался позади, а по диспозиции ему следовало быть в первой линии. В кромешной тьме произошла небольшая суматоха. Явился Кутузов.

– Я не отойду ни на шаг назад! – упрямо заявил Кутузову батальонный.

– Значит, такова ваша судьба, – ответил Кутузов, – вы пойдете в атаку первым.

По третьей ракете батальон кинулся на штурм с беззаветной отвагой под перекрестным огнем с валов, образующих здесь три исходящих угла [155].

Раскаты «ура!» и ответные вопли «алла!» с вершины вала свидетельствовали о том, что там идет беспощадная рукопашная схватка.

Суздальцы в резерве роптали. Ваня Гусёк, с обмотанной по поясу под мундиром купленной уздечкой, прилепился неотступно к своему капралу, Никифору Кукушкину, и сдавленным голосом спрашивал его:

– Дядя Кукушкин, как же мы без дела остались?

– Делов на всех хватит! Без нас не обойдется, – спокойно ответил капрал.

Отпор янычар был яростный, жестокий. Батальон потерял почти три четверти людей. Командир упал с рассеченной ударом ятагана головой.

Положение на участке шестой штурмовой колонны сделалось критическим. Суворову сообщил об этом прискакавший от Кутузова казак.

– Скачи назад! Скажи генералу: «Приказ подписан!»

Казак замялся:

– А боле ничего?

– Не перепутай: «Приказ подписан!» – повторил Суворов.

Казак поскакал обратно и на скаку кричал, чтоб не забыть загадки: «Приказ подписан! Приказ подписан!» – и с этим криком подлетел к Кутузову.

Уже брезжил туманный рассвет. Кутузов с суздальцами пошел в атаку. Они бросились через ров с криком: «Приказ! Приказ!» – хотя никто не знал и не мог знать, что за приказ подписан. Суздальцы знали, что у Суворова один приказ: вперед!

Гусёк не отставал от Кукушкина. Втыкая штык в землю, он карабкался рядом с ним на скользкий от крови вал и кричал, поощряя себя:

– Гусёк! От старых гусей не отставай!

Ставя ногу на ровный гребень вала после крутизны, Гусёк оступился и упал бы, если б его не подхватил Кукушкин.

Что было потом, Гусёк плохо помнил. У него зашлось восторгом сердце. Он куда-то бежал вместе с другими, держа ружье наперевес и крича: «При-ка-а-аз!» Вдруг он почувствовал на штыке своем неподъемную тяжесть. В голову ударило. Завертелись в глазах огненные колеса. Гусёк упал.

Когда он очнулся, уже рассветало. Прислоненный к брустверу Гусёк сидел, держа в руках ружье. Кукушкин снял с головы убитого турка белоснежную чалму и принялся длинным полотном обматывать голову Гуська. Сквозь полотно сочилась кровь.

– Дядя Никифор, ты чего это делаешь? – спросил Гусёк в недоумении.

– Турка из тебя, дурака, делаю!

– Дядюшка, а Измаил наш?

– Твой наполовину. А мою половину надо еще взять.

– Дядюшка, а я, никак, одного неприятеля сколол! – воскликнул со слезами в голосе Гусёк, взглянув на штык своего ружья и на свои окровавленные руки.

– Мало одного – дюжину! Ну и он тебя поцарапал. Долг платежом красен!

– Ура! Суворов платит! – закричал Гусёк, встав на ноги.

– Молчи, дурень! – строго прикрикнул Кукушкин.

Озираясь, Гусёк удивился строгой тишине. Пушки замолчали. Прекратилась и ружейная трескотня. Над рекой стоял туман. Но город уже выплывал из тумана. Казалось, что дома, минареты и башни ото рвались от земли и поднимаются ввысь. Бесчисленные стаи голубей, всполошенных штурмом, носились в безоблачном синем небе, их крылья вспыхивали порой алой кровью: там, в высоте, уже светило солнце.

По валам, насколько хватал взор, ходили русские солдаты, унося раненых и убитых.

– Дядя Никифор! Когда же твою половину Измаила брать будем? – спросил Гусёк.

– Коль скоро Суворов велит, тогда и возьмем.

Вторая половина штурма оказалась трудней во много раз, чем первая. Овладев к рассвету всем поясом измаильских укреплений, русские войска сильно расстроились, потеряв очень много убитыми и ранеными. Многие офицеры были тяжело ранены. Турки, занимая центральное положение, собирались в тесных улицах Измаила. Численный их перевес был еще значительней после убыли в русских штурмовых колоннах, к тому же атакующие образовали растянутую линию, а турки сплотились.

Суворов приказал войскам, отдохнув, продолжать атаку, не давая туркам опомниться. Колонны построились и двинулись в город. Туман рассеялся. На улицах и площадях города завязались сотни кровавых боев. Затихая в одном месте, выстрелы и боевые крики слышались в другом. Все дома Измаила, каменные, с толстыми кирпичными стенами, превратились в блокгаузы. Из окон, из-за стен летели пули. Большие дома, казармы янычар, высокие «ханы» (гостиницы) приходилось штурмовать, как цитадели, применяя артиллерию. Вдобавок ко всему сераскер приказал спустить с коновязей всех кавалерийских лошадей: турецкая конница не могла теперь действовать на узких и кривых улицах. Тысячи взбешенных разнузданных коней носились по улицам и площадям. Выстрелы и штыки не могли их остановить. Русские солдаты падали, смятые и растоптанные конскими копытами.