Марсель Прево - Молох

Он старался придать голосу полное безразличие и спокойствие.

– Ваше высочество, – ответил я, – я пришел, чтобы просить вас освободить меня от моих обязанностей.

Он поднял голову и воскликнул:

– Как? Но почему?

– Важные неожиданные дела зовут меня в Париж… И если вашему высочеству будет угодно, то вместо обусловленных двух недель отпуска я уеду сегодня совсем во Францию!

– Во Францию? – переспросил принц, уже не стараясь скрыть свое удивление, как это было только что с Липавским. – В самом деле, вы уезжаете во Францию? Окончательно?

– Окончательно, ваше высочество!

Принц на мгновение задумался: закорючки его усов поднимались и опускались, в то время как он кусал губы.

– Господин доктор, – сказал он, наконец, – я, конечно, не могу удержать вас силой. Вы кажетесь мне слишком твердо решившимся на этот шаг, чтобы я мог повлиять на вас. Но я очень сожалею об этом неожиданном решении… Надеюсь, по крайней мере, что на родину вас не призывает какое-нибудь неприятное дело?

– О нет, ваше высочество. Просто вопрос об устройстве своих личных дел… ну и воспитание сестры.

– Так, так! – отозвался принц, а затем, помолчав, заговорил более естественным и дружелюбным тоном: – Надеюсь, что никто не обидел вас здесь, и что вы не уезжаете недовольным?

– Я уезжаю с чувством глубокой признательности вашим высочествам за милостивый прием.

– Правда? И ни малейших трений с кем бы то ни было?

– Ни малейших.

– Я доволен этим, очень доволен!.. При дворе у вас были враги, господин Дюбер… из числа завистников, которые находили, должно быть, что вас… что с вами слишком милостиво обращаются. Поверите ли, я даже получил анонимный донос на вас? Разумеется, это была такая гнусность, что я с негодованием бросил его… Ну, да что там! Раз вы хотите вернуться на родину, я доволен, что мы расстаемся добрыми друзьями. Я буду очень жалеть о вас, господин Дюбер. Вы – порядочный человек и… очень любите свою родину!

– Ваше высочество, – не удержался я, чтобы не сказать, – я привык любить ее особенно в то время, которое прожил на чужбине!

Принц улыбнулся.

– Мы – тоже порядочные люди, господин Дюбер, – сказал он. – Франция и Германия – две великие нации, которые должны бы идти рука об руку. К сожалению, мы что-то не ладим. О, я не хочу сказать, что это – всецело ваша вина. Наш император – великий государь, но… не всегда у него хорошие советники. Самые преданные друзья императора должны выносить на себе иной раз отвратительное обхождение. Знаете ли вы, господин Дюбер, что к нам ставят прусский гарнизон? Сегодня прусские каски займут территорию императора Гюнтера, а с первого января упраздняются ротбергские почтовые марки. Предлогом для всего этого послужило это нелепое дело доктора Циммермана, чтобы его черт побрал! Кстати, – вполголоса прибавил он, – я рассчитываю на вашу скромность в том, что касается роли… наследного принца…

– О, разумеется, ваше высочество!

– Да, у нас плохой день, – продолжал принц. – В добавление ко всему ожидается еще манифестация по поводу выхода из тюрьмы доктора Циммермана. Против меня ли будет направлена эта манифестация, или против Пруссии – не знаю, но, во всяком случае у меня будут неприятности из-за нее. К счастью, этот невыносимый химик освобождает Йену со всей своей кликой. В этом еще маленькая компенсация… Ах, далеко не все восхитительно в жизни государей! До свидания, господин Дюбер! Сохраните о нас дружеские чувства и когда-нибудь приезжайте навестить нас. Желаю вам счастливого пути и блестящей карьеры. Не говорите о нас слишком дурно своим соотечественникам. Скажите им, что мы – не варвары.

Я поклонился и пожал протянутую мне принцем руку. В наших взглядах блеснул проблеск симпатии, и – странное дело! – я почувствовал себя вознагражденным этой симпатией за отречение от счастья довести до конца интригу с Эльзой.

В вестибюле я встретился с Марбахом, который шел к Максу на урок. Я не мог удержаться от желания поиздеваться над ним.

– Господин майор, – сказал я, почтительно кланяясь, – имею честь проститься с вашим превосходительством. Я уезжаю в Париж.

– Господин доктор, – ответил он, – желаю вам счастливого пути!

– Пользуюсь нашей последней встречей, господин майор, – продолжал я, – чтобы поздравить вас с обнаружением истинного виновника покушения. Это свело все происшествие на уровень простого водевиля. Наверное, мы прочтем на этот счет весьма забавные статейки в юмористических журналах!

В первый момент я думал, что Марбах бросится на меня с кулаками; но он овладел собой, пожал плечами и ушел, бормоча какие-то немецкие проклятья.

Я быстро сошел по лестнице и вышел из дворца – в последний раз!

Было три часа дня, когда коляска Грауса уносила нас с Гретой к станции Штейнах. Опять развернулся перед нами дивный пейзаж… Грета оправила на себе плащ и нежно прижалась ко мне.

– Сестреночка!

– Что, мой Волк?

– Есть что-то, чего ты не сказала мне!

Не отвечая мне, она спрятала головку у меня на плече. Я чувствовал, как сильно билось ее сердце, и продолжал:

– Ты покидаешь Ротберг без всякого сожаления?

– Я счастлива, что уезжаю вместе с тобой!

– Ах ты, маленькая женщина! Как ты уже умеешь увильнуть от ответа, который тебя смущает? Я спрашиваю тебя, неужели ровно никого не жалеешь здесь, даже уезжая со мной?

– Мне жалко милую госпожу Молох, а также эту ученую обезьяну – ее мужа. Я рада, что мы встретимся с ними на станции и проедем вместе кусочек пути до Эрфурта.

– И кроме супругов Молох ты ровно никого не жалеешь в Ротберге? – настаивал я.

Она подняла на меня ясные, чистые глазенки.

– Макса? – спросила она.

– Да, Макса.

– Я не очень жалею его, – ответила она после недолгого размышления.

Я чувствовал, что сна говорила совершенно искренне.

– Но в таком случае, – продолжал я, – между вами что-то произошло, о чем ты мне не сказала. Что-то отдалило вас друг от друга, потому что сначала вы были добрыми друзьями!

– Господи, как ты любопытен, Волк! – Несколько минут она молчала, потом заговорила снова, но уже не глядя на меня: – Ты хочешь знать? Ну, так вот… Макс был сначала очень почтителен и вежлив, как… как мальчик из нашего круга… Время от времени он испрашивал у меня разрешения поцеловать мою руку, да… руку… Ну, чего ты таращишь на меня свои огромные волчьи глаза? – продолжала она, поднимая голову и глядя мне прямо в лицо. – Ты отлично знаешь, что мальчики целуются с девочками. Родные обыкновенно делают вид, что не знают этого, но, в сущности, отлично знают, что это всегда так! Ну, так вот, несколько раз я разрешила Максу поцеловать мою руку, и даже кисть…

– О, Грета!..