Владимир Свержин - Малиновка под колпаком

– Как ты сам понимаешь, для тебя указ вступает в силу, как только он будет оглашен и доведен до твоего сведения.

– Чего ж тут не понять? Но пускаться в бега мне не по годам, да и некуда.

– Я не предлагаю тебе бежать. Я предлагаю зайти в корчму «Паломничество в Иерусалим», что здесь, у подножия скалы. Разбить там спьяну пару кружек, наорать на трактирщика и отказаться платить.

– Ну да, как я только мог подумать о хорошем?! Конечно, пойду, ваша милость, тогда у бедного Шимона будет от чего болеть голове. Можно подумать, ей и так мало достается. Я не улавливаю, к чему вы ведете, барон. – Меняла устало потер глаза.

– Все просто, – улыбнулся шериф Ноттингема. – Как только ты начнешь буянить, мальчик, вот он, приведет стражу. И ты еще до утра окажешься в темнице, где и проведешь следующие три месяца. Если, конечно, принц не продлит срок действия указа. Обещаю, что в память о наших давних доверительных отношениях я устрою тебя получше и прикажу кормить с моего стола.

– Только ж, вы помните, я не ем свинину, – задумчиво ответил Шимон.

– Можешь не волноваться, ее обычно не остается.

– Но мне же придется на время закрыть дело, – страдальчески проговорил он. – Это такая… такая головная боль для бедного Шимона!

– Сто сорок марок серебром, – напомнил шериф. – И не факт, что принц Джон на этом успокоится. Деньги ему нужны всегда, а если твои собратья заплатят, он непременно пожелает узнать, не завалялось ли у вас в мошне еще чего-нибудь.

– Ой, горе, бедный ты, бедный Шимон. Можно я хоть напишу записку Рахили, она же с ума сойдет от тревоги!

– Напиши. Мальчик отнесет. Но, – повернулся он к отроку, – проследи, чтоб она ее сожгла. Все должно быть тайно.

– Конечно, тайно. Я уже забыл наш разговор.

– И о золоте, которое я должен, тоже забыли?

– Чтоб вы были мне здоровы, господин барон! О каком таком золоте вы говорите?

Трапезная шерифского замка была скудно освещена парой факелов. Восковые свечи хранились для званых пиров.

– Парень, подай вина, – скомандовал шериф.

Отрок сноровисто наполнил кубки.

– Так что, – Локсли отхлебнул бургундского. – Шимон согласен добровольно сесть в тюрьму?

– Признаться, я не слишком сомневался в этом, – хмыкнул барон. – Если бы вы прочли указ принца Джона, то, верно, решили бы, что этот вздорный прощелыга с нами заодно. Выбор у нашего Шимона невелик.

– Что ж, надеюсь, в темнице ему не будет слишком тоскливо.

– Уж голодно не будет точно, – заверил шериф, вгрызаясь в свиной окорок. – А что нового у вас?

– Прелестная баллада Алана-э-Дейла. Сегодня ее уже распевают во всем Ноттингеме. Дня через два-три докатится до Лондона, а по дороге, глядишь, и сокровищ в ее строках прибавится. Хотел леди Мэриан первой спеть, но сейчас напою тебе.

– Э нет, Роб, оставьте свои рулады для нее, я вас в святой земле наслушался. Уж не знаю, как она ваши песнопения терпит. Видимо, это и есть любовь. В смысле пения на малиновку вы вовсе не похожи.

Ответом ему был смех новоявленного Робин Гуда.

Менестрель подхватил лютню и стал перебирать струны.

– Точно-точно! – радостно донеслось из угла. – Так и пел Алан-э-Дейл, как сейчас помню:

Голос у старика оказался на удивление хорош, и, что больше всего поразило слушателей, он не сфальшивил ни в единой ноте.

– Я и не знал, что эта баллада принадлежит его перу, – откликнулся менестрель.

Из темного угла послышался смешок.

– Да, его перо было первым, затем пошли уже совсем другие перья. Если вашей милости не прискучила моя болтовня, я продолжу рассказ.

…Факелы в трапезной все еще горели, но вина в бутыли оставалось на муравьиный чих.

– В одном Шимон прав, – с печалью в голосе проговорил барон Фитц-Уолтер. – Главная дорога идет через Барнсдейл, а это уже не Ноттингем, а Йорк. Там я вам не защита.

– Кого Господь наделил быстрым умом и быстрыми ногами, и сам легко себя защитит.

– Оно, конечно, верно, – согласился шериф. – Но стоит ли испытывать судьбу. Шея, поди, одна, да и стрелы лесников быстрее любых ног. А о тамошнем главном лесничем Хью Невилле я в жизни не слышал доброго слова.

– Это уж точно, – кивнул Роберт. – Как бы заставить весь этот сброд не показывать носа в лесу? Впрочем… ну да, похоже, я знаю как.

– Знаете? – переспросил барон, делая знак стоящему наготове отроку наполнить кубки.

– Намедни Алан-э-Дейл рассказывал в «Паломничестве», что лесничий отказался ехать на пир к шерифу в Йорк, потому что заяц перебежал ему дорогу.

– Вы что же, собираетесь сидеть возле тракта и пускать зайцев каждый раз, когда перед вами появится всадник или повозка? – хмыкнул повеселевший барон.

– О, нет. Вы помните моего знаменщика Джона Литтла?

– Такого забудешь…

– Вот думаю, и Хью с его псами забудут не скоро. Если леди Мэриан поможет, то уже через пару дней, с божьей помощью, начнем.

– Думаю, вам она ни в чем не откажет, – пожал плечами шериф. – Что ж, действуйте, а я приготовлюсь к приему чертовски дорогих гостей.

Утренняя дорога едва освещалась солнцем, едва пробившимся сквозь кроны вековых деревьев.

– Кто рано встает, тому бог подает, – бормотал под нос плечистый возница, пытаясь убедить себя, что не зря всполошился в такую рань и будет вознагражден, как сын мельника – дурачок Мач. «А чем я хуже?» – сладкие мечты о золоте Оффы витали в голове, точно запоздалые сны, позабывшие расстаться с уже проснувшимся мозгом. «Вот дурень, только и взял денег, чтоб расплатиться с монастырем. А вот я бы – я бы точно не оплошал. Я-то не таков. Вот продам горшки и подамся в Ноттингемпшир искать древнюю сокровищницу».

Возница хлестнул бичом лошадей.

– Но, пошли, неживые!

Унылые клячи вовсе не желали двигаться вперед. Они вдруг захрапели и подались назад, точно надеясь спрятаться в возке.

– Что там еще? – Горшечник недовольно поднял глаза и обомлел. Из туманной дымки ему навстречу двигалось огромное существо, поросшее серой мохнатой шерстью в белых подпалинах, с огромной клыкастой головой, похожей на львиную, но увенчанной целой короной из оленьих рогов. Чудовище шло, опираясь на длинный толстенный посох, окованный на концах железом.

Возница тряхнул головой:

– Это кто?!

Ответа не было. Горшечник спрыгнул с козел и заметался. «В лес, скорее в лес, авось не догонит. Но мои горшки, мои лошадки, мой возок!» Он выдернул из ножен широкий обоюдоострый кинжал и с размаху метнул его, целясь в голову чудовища. Клинок вонзился чуть ниже глаза, но на монстра это не произвело ни малейшего впечатления. Он продолжал идти, потом вдруг оглушительно взревел, махнул посохом…