Брэдли Дентон - Крутая медь

И она вышла.

– О’кей, – сказал Гаррет. – Я тебя узнал, даже без черной краски на лице.

– Я догадался.

– И могу предположить лишь одну причину, по которой ты там оказался. Ты следил за мной и Элизабет. И пришел туда следом за нами.

Мне даже в голову не приходило, что Гаррет может о таком подумать. Я открыл было рот, чтобы сказать, что он ошибается, и вдруг понял, что лучше позволить ему остаться при этом мнении.

– Это было глупостью и никогда не повторится, – сказал я.

– Хорошо бы, – сказал Гаррет. – На этот раз спущу на тормозах, поскольку ты помог мне выпутаться. Но возвращать тысячу баксов не буду, для начала, потому что не могу. Мой брат теперь со мной живет. Люди думают, что я богат, но я всего лишь распорядитель наследства, оставленного моей мамой. В личной собственности у меня только зарплата школьного учителя, а это значит, что лишней тысячи у меня никогда не бывает. Очень жаль, но это так.

– Ничего страшного, – ответил я. – Это был мой выбор.

И деньги твоей мамы, добавил я про себя.

Гаррет кивнул.

– Хорошо. Я ничего не скажу Элизабет насчет того, что ты там тогда был. Каждому из нас придется начинать с нуля.

Он снова протянул мне руку.

Мы снова пожали друг другу руки, очень быстро, явно того не желая. Затем он открыл дверь и сделал жест рукой.

– Пойдешь на праздник?

Я уже хотел было отказаться, но поглядел на толпу людей и столики с едой на стоянке. И увидел за поварским столом Бобби Энтони. На нем была бейсболка «Guns & Ammo» и футболка с надписью «Люблю родео» под застиранную джинсовую куртку.

Я кивнул Гаррету и вышел наружу. Подождал, пока он не подойдет к Элизабет, стоявшей у заваленного пирожными стола.

Я двинулся следом за Бобби Тоном, к краю толпы. Он заметил меня и остановился у фонарного столба, прислонившись к нему и снимая пластиковую обертку с бумажного лотка с овсяным печеньем. Я подходил ближе, когда он откусил кусок.

– Сам знаешь, сейчас все на шоколадные бросаются. А я вот скажу, что нет ничего лучше хорошего овсяного печенья. Настоящего, с карамельным сахаром, сам понимаешь.

Он протянул лоточек мне.

– Давай, Мэтти, за мой счет.

Я взял одно печенье и попробовал.

– Хорошее, – сказал я. – На четыреста баксов не тянет, но неплохое.

Бобби оскалил щербатый рот.

– Ладно, если бы я знал, что ты эти четыре сотни долларов честным трудом заработал, то чувствовал бы себя виноватым. Но я знаю, кто тебя вырастил. Лично я в ад не верю, так что надеюсь, что он вкушает овсяное печенье и косячки одесную Господа. Прямо сейчас.

– Какие особенные у тебя небеса, Бобби, – сказал я, оглядываясь по сторонам. – Да и земля особенная. По которой ты можешь ходить среди людей, которых ты наколол, зная, что они тебя не тронут.

Он кивнул и доел печенье.

– Господь мой милосерд, – сказал он, указывая пальцем в небеса. – Поэтому я уверен, что твоя маленькая девочка тоже там. Запомни, Мэтти. Если у тебя украли что-то драгоценное, ты не можешь украсть это обратно. Ни с небес, ни на земле. Даже не пробуй.

Я развернулся обратно к столикам с едой.

– Увидимся, Бобби, – сказал я.

– Нет, если я тебя первым увижу, Мэтти.

На другой стороне стоянки, у погрузочного окна кафетерия, началась какая-то суета, и я пошел туда. На возвышение вышел брат Дэвида Гаррета, Чарли, одетый точно так же, как там, у покосившегося домика. Вместе с ним была дюжина ребят из школьного оркестра, с инструментами. Все были одеты так же, как и он. Я увидел Кейли с фанфарой, Джареда с кларнетом… и Мэрайзу с сузафоном из белого фибергласса с пятью рваными дырками в раструбе.

Стоявший пониже Гаррет свистнул, привлекая внимание, а Элизабет подняла руки.

– Вот обещанный сюрприз, – сказала она. – Леди и джентльмены, впервые выступает «Банда де Пумас»!

Чарли поднял обе руки и резко опустил, будто топором рубанул. И «Банда де Пумас» отожгла подряд три композиции, самые громкие, духовые и ударные мексиканские мелодии, какие я когда-либо слышал в округе Кингмэн. Они отрепетировали все за четыре дня, но смотрелось все так, будто они играют их не первый год. Во второй композиции Кейли даже запела, но по-испански, и я не смог понять текст. А вот сузафон Мэрайзы был, как всегда, идеален и на первом месте. Я понял, что «Банда де Пумас» скоро обретет популярность.

Перед последней композицией Чарли ненадолго исчез, а затем появился с медным сузафоном «Конн» на плечах. Он и Мэрайза завели чарующий басовый дуэт. Я и не думал, что такое вообще возможно.

А затем участники группы исчезли внутри. Все, кроме Мэрайзы, которая сошла с возвышения и начала ходить среди зрителей. В раструб сузафона ей бросали пятерки, десятки и двадцатки.

Порывшись по карманам, я нашел две мятые купюры по одному доллару. До этого подумывал взять себе кусок грудинки, уж очень вкусно она пахла. Но какого черта. Когда толпа вокруг Мэрайзы поредела, я подошел и кинул их в раструб.

– Думаю, все на хорошее дело пойдет, – сказал я.

– Да, – сказала Мэрайза по-испански. – Брат мистера Гаррета Карлос будет руководить группой, и все, что останется после необходимых затрат, мы будем отдавать в фонд школы.

Она коснулась воротника красного жилета.

– Костюмы нам спонсировал благотворитель, на это мы денег не тратили. Если придете на следующий концерт, обещаю, мы сыграем больше трех песен.

– Звук чумовой был, – сказал я. Протянул руку и коснулся рваной дыры в раструбе сузафона. – Несмотря на поврежденную тубу из фибергласса.

Мэрайза ослепительно улыбнулась.

– Главное – музыка, а не инструмент, – сказала она по-испански.

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что в радиусе пяти метров никого нет.

– Ты знала, что я там буду в понедельник с деньгами, так ведь? – сказал я. – Наверняка меня увидела в субботу, когда уезжала на грузовичке. И знала, что я побывал в кабинете у Гаррета, когда привела Донни в репетиционный зал утром в понедельник.

Вместо ответа она прижала губы к мундштуку и выдала рифф из семи басовых нот. «Стрижка и бритье: два четвертака».

И резко развернулась, как балерина. Опять. Неслабый трюк с сузафоном на плечах.

– Я сразу понял, что ты умная, когда ты выбрала Д. Г. Лоуренса своим уродом, – сказал я ей вслед. Пара родителей резко на меня глянули, но мне было плевать.

Потом я пошел к двери спортзала и столкнулся с выходящим оттуда Лестером. Он шел под руку с ошеломительной брюнеткой, на голову выше его ростом и лет на тридцать моложе, не меньше.

– Там барбекю не осталось, мистер Маркс? – спросил Лестер. – Моя милая супруга настаивает на том, что хочет грудинки. Так что мне нужно чертовски срочно ее покормить.

Ошеломительная брюнетка ослепительно улыбнулась.

– Иначе я его зарежу, – очаровательнейшим голосом сказала она.