Светлана Лубенец - Переписать судьбу

Девушка объяснила, закончив такими словами:

– Получается, что Габи сделали не в Германии!

– Получается, что этот гад зачем-то наврал про Германию!

– Но, может быть, неправду сказал отец девушки!

– В каком смысле?

– Возможно, он сказал, что кукла немецкая, поскольку ему хотелось, чтобы подарок выглядел солиднее – все-таки фирма Хандверка известна любителям кукол всего мира!

Калинин вдруг заливисто рассмеялся.

– Чего это ты вдруг так развеселился? – настороженно спросила Наташа.

Продолжая улыбаться, одноклассник ответил:

– Еще пару дней назад я не мог даже предположить, что буду с кем-то обсуждать кукол!! – Он перевел взгляд на изуродованную головку Габи, смешно сморщил нос и спросил: – Что все-таки будем делать с куклой? Мне все равно не хочется отдавать ее тому парню.

– А я, Егор, не хочу держать ее у себя. Меня прямо-таки дрожь пробирает, когда я на нее смотрю. Все равно не смогу найти денег, чтобы починить. Побыстрей бы накопить ту сумму, которую бабуле должна.

– Ну… тогда я возьму ее себе…

– Зачем?!

– Не знаю пока. Просто чувствую, что история этой куклы не закончена.

– А тому парню звонить будешь?

– Придется. Не могу же я допустить, чтобы он по-прежнему тебя преследовал. Скажу, что кукла у меня и что отдавать ее ему не собираюсь.

– А он спросит, что ты с ней намерен сделать.

– Да не волнуйся ты, придумаю, что ему наболтать. Время еще есть.

Наташа заворачивала кукольные останки в пакет, когда раздались переливы дверного звонка.

– Родители, наверное, – смущенно предположил Калинин. – Я могу сказать, что ты мне, например, по физике помогала. Годится?

– Мои родители знают, что в физике я плохо разбираюсь, – ответила девушка.

– Ну… тогда по русскому…

– Это не они. Они должны быть на работе… И вообще… и у мамы, и у папы есть ключи… И даже у бабули… Никаких гостей мы сегодня не ждем…

Между тем звонки настойчиво продолжались.

– А вдруг это он? – испугалась Наташа, имея в виду все того же парня с выставки, о чем Калинин сразу догадался.

– Да ладно. Ему же четко сказано – жди звонка! – Тем не менее лицо Егора сделалось серьезным. Он еще суровее насупил брови и сказал: – Пошли открывать вместе!

Каково же было изумление одноклассников, когда вместо похитителя кукол они увидели в дверях Олесю Новицкую. Видимо, она тоже не ожидала встретиться с Калининым, а потому молча застыла на пороге. Первой очнулась Наташа.

– Ты иди на кухню, – как можно невозмутимей обратилась она к Егору. – Включай чайник. Мы с Новицкой немножко поговорим, потом я позвоню, а ты мне откроешь. – И, не позволив однокласснику опомниться, она выскочила на лестничную площадку, так громыхнув дверью, что замок, закрываясь, оглушительно лязгнул. После этого она оттащила Олесю подальше от квартиры, чтобы Калинин не мог слышать их разговор, даже если не пойдет на кухню.

– У вас, значит, все зашло уже так далеко… – с усмешкой констатировала Олеся.

– Как зашло, так и зашло! Тебя все это не касается!

– Очень даже касается… – Новицкая порылась в сумке, вытащила листок из тетради в клеточку, несколько раз сложенный и уже потершийся в местах сгибов. – Вот посмотри…

Наташа с некоторой опаской развернула лист и прочла: «Ты мне нравишься!» У нее почему-то вдруг сразу сделалось кисло во рту. Девушка попыталась проглотить эту кислоту, но лучше не становилось.

– Что это? – почти прошептала она.

– Записка… – так же тихо отозвалась Новицкая.

– А то я не вижу… От кого? Кому?

– А ты не догадываешься?

Наташе совсем не хотелось догадываться, и она, что называется, схватилась за соломинку:

– Чем докажешь? Подписи-то нет!

– А почерк? Это точно Калинина почерк. Я сравнивала на перемене. Его тетрадь открыла и записку приложила. Один к одному… Видишь, он букву «н» пишет почти как «п». И так во всей тетради…

Наташа не знала почерка Егора, но сразу поверила, что Олеся не сочиняет. Она судорожно придумывала, чем бы уколоть Новицкую, которой такие замечательные слова пишут, и все же догадалась.

– А почему записка-то такая потертая, будто сто лет назад написана? – спросила она.

– Вовсе и не сто… Четырнадцатого февраля… В день влюбленных… В этом году…

Наташа по-мальчишески присвистнула и с насмешкой сказала:

– Сейчас-то уж май стоит на дворе! Чего ж ты с Калининым тогда не задружилась?

– Так получилось… – Олеся отвела взгляд.

Наташа собиралась еще как-нибудь уязвить одноклассницу, но тут вдруг открылась дверь квартиры Богучаровых, и в образовавшуюся щель высунулась голова Калинина.

– Девчонки! А чай-то уже поспел! – сказал Егор, открыл дверь шире и, сделав пригласительный жест, церемонно объявил: – Кушать подано!!

Возмущенная Наташа бросилась на кухню. Неужели он позволил себе копаться в чужих шкафах и холодильнике, чтобы угощать их едой свою Новицкую? Но на кухонном столе только парил электрочайник, а сверху полиэтиленового пакета лежали две булочки с изюмом, фирменная выпечка школьной столовой.

– Конечно, булочки всего две, – сказал вошедший следом за Наташей Егор, – но мы поделим по-братски!

Наташа оглянулась и увидела за спиной Калинина Олесю Новицкую.

– По-братски?! – самым саркастическим тоном выпалила девушка. – А почему бы тебе не отдать Олеське всю свою булочку целиком, раз такое дело?!

Под «таким делом» она имела в виду записку, но Егор понял по-своему. Он виновато улыбнулся и ответил:

– А ты права! Ляпнул, не подумав! Конечно, обе булочки я отдаю вам! А сам могу и так чаю попить, голяком!

После такого его заявления выгнать Олесю было невозможно. Наташа вынуждена была достать три чашки и разлить чай. Закон гостеприимства не позволил ей разрешить Калинину пить чай «голяком». Она достала из хлебницы нарезку батона, из холодильника – масло с сыром, и даже сделала несколько бутербродов. Тарелочку, на которую их положила, Наташа с силой шлепнула на стол и сказала однокласснику:

– Ешь! Вместо своих булочек!

Егор никак не отреагировал на шлепок, от которого бутерброды подпрыгнули, а потом улеглись в тарелке друг на друга. Отказываться он от них не только не стал, а живенько откусил сразу полбутерброда. Новицкая, сидевшая напротив хозяйки, аккуратно откусила кусочек булочки. Наташе кусок в горло не шел. Она злилась сразу на всех: на настырную Олеську, на беспечного Егора и особенно на себя за то, что позволила устроить у себя на кухне совершенно ненужное ей чаепитие. Она никак не могла понять, почему ее так задела записка, написанная Калининым. Не могла же она влюбиться в Егора. Как ни крути, никак не могла! Он вообще не в ее вкусе! Но они почти подружились, и, видимо, в этом все дело. Вновь обретенным другом ей делиться ни с кем не хотелось. Может, конечно, Олеська ему и нравится, но это совсем другое. У нее, Наташи, с Калининым серьезное дело, что поважнее каких-то там симпатий, о которых с февраля явно больше ни разу и не заявлялось.