Анастасия Баталова - Тонкие струны

– Я…я…ясно. Бывает, – он с сомнением покачал головой, оглядывая соседку, вид её внушал ему некоторые опасения, – а я вот… за сигаретами вышел. Представь себе, кто-то спер их у меня прямо с ночного столика. Чудеса, ей богу…

– У тебя тоже пропадают вещи? Или ни с того ни с сего перемещаются? – спросила Добби, напряженно заглядывая ему в лицо. Её глаза при этом сверкнули лихорадочным интересом. Так бывает у людей, которые, как им кажется, близки к разгадке какой-то тайны.

Михалыч неопределенно пожал плечами.

– Идём, – сказала она, не в меру властно потянув его за руку, – мы должны найти их!

– Кого? – Михалыч был так удивлён, что даже не собирался сопротивляться. Он послушно следовал за ней. А Добби решительно тащила его куда-то по улице.

– Фантомов. Они где-то неподалеку, я уверена.

– Да она с ума сошла… – подавляя ухмылку, пробормотал про себя Михалыч, однако перечить всё равно не стал. "Мало ли что. Вдруг совсем буйная сделается."

Добежав до магазинчика "Продукты", они свернули в маленький дворик, где на уютной скамеечке под сенью каштана сидели, склонившись над рекламным каталогом турфирмы и почти соприкасаясь головами, до невероятности похожие на них люди. В первый момент оба застыли, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить слово. Будто глянули в зеркало, в котором их отражения двигались сами по себе.

– Это они! – воскликнула Добби, до хруста стиснув Михалычу запястье.

Фантомы одновременно подняли головы, и, тут же догадавшись, что происходит, вскочили и бросились прочь.

– Стой! – завопила Добби-настоящая, пускаясь вдогонку, – Это моя жизнь! Слышишь – моооооояяяяяя! И я не дам тебе её украсть!

Они пробежали так несколько кварталов. Двое впереди: ненастоящий Михалыч тащил за собою за руку почти обессилившую ненастоящую Добби, и двое примерно на пятьдесят шагов позади: настоящие Михалыч и Добби бежали порознь, каждый из них надеялся изловить своего фантома.

– Я… больше… не могу… – простонала Добби-фантом, – я задыхаюсь…

– Но мы же не можем сдаться? Они поймают нас…

– Ну и пускай. Они имеют на это право. Они могут делать со своими фантазиями всё, что им за благо рассудится. Мы порождения их сознания, и им дана власть над нами. Так устроен мир. Мы всего лишь фантомы, и мы не имеем права на настоящее счастье…

– Добби… – с отчаянием прошептал Михалыч-фантом, – не делай этого. Не сдавайся, прошу тебя. Беги!

– Я не могу.

Расстояние между преследуемыми и преследователями неуклонно сокращалось. Настоящий Михалыч и настоящая Добби были уже совсем близко.

– Только не смотри ей в глаза! Отвернись! – крикнул своей спутнице Михалыч-фантом.

– Поздно, – пролепетала она, бледнея, – слишком поздно…

Настоящая Добби находилась уже в двух шагах, и взгляд её серебристо-серых глаз был направлен прямо на девушку-двойника. Точно выстрел в упор он неминуемо настиг бы её. Рано или поздно. И поэтому она уже не пыталась от него спастись.

Михалыч-фантом обернулся и без страха встретился глазами со своим подлинным двойником. Какая разница, когда это случится, фантом может только протянуть время, ему не дано – и, наверное, это к лучшему– прожить чужую настоящую жизнь по-своему, как бы он этого ни хотел.

– Я тоже видел его глаза, – спокойно сообщил он потом своей ненастоящей подруге, – теперь мы оба исчезнем. Но у нас в запасе есть ещё несколько мгновений, чтобы исполнить то, ради чего мы, собственно, были созданы…

Добби-фантом подняла на него свои большие глаза, полные чистого неба и печали, глубокой, как это небо, и такой же невыносимо яркой, как оно.

– Я ведь так и не отдал тебе тот проигранный поцелуй, помнишь, на выпускном… – сказал Михалыч-фантом, – и сейчас, пока мы ещё не окончательно испарились, я намерен сделать это.

– Мы играли тогда на простой поцелуй-чмок, – напомнила ему ненастоящая Добби с грустной улыбкой.

– Я полагаю, что за десять лет набежали неплохие проценты, – ненастоящий Михалыч улыбнулся, нежным движением приподнимая её лицо за подбородок.

Их ошарашенные двойники замерли в двух шагах на тротуаре точно два соляных столпа.

– Смотри-ка, они целуются, – нелепо констатировала Добби.

– А мы исчезаем… – странно спокойным голосом ответил ей Михалыч, отчего-то очень внимательно разглядывая свою руку. Было уже немного заметно, что она постепенно становится прозрачной.

– И я тоже!? – в панике спросила Добби.

Михалыч кивнул. Растопырив пальцы, она выставила вперёд кисти рук и, присмотревшись, беззвучно зарыдала: сквозь них уже стали немного видны облака, дома, пышные кроны деревьев. А когда она, минуту спустя, снова взглянула туда, где стоял Михалыч, то успела заметить лишь едва заметное помутнение воздуха – пятно, похожее на стайку мошкары, неоднородное, зыбкое, ещё сохраняющее контуры человеческого тела, но быстро тающее, растворяющееся в воздухе. Налетевший в следующее мгновение ветер безжалостно разнес эту маленькую горстку звездной пыли, мелкой, серебристой, чуть искрящейся на солнце.

10

– Так я опять не понял, кто из них в итоге растаял, настоящий мужик или фантом? Второй раз смотрю и не уследил… – ворчал, выходя из кинозала Кирилл.

Добби жмурила глаза, отвыкшие от яркого света, потягивалась, точно кошка, разминая затекшую шею, и досадливо внушала ему:

– Да всё там предельно ясно. Растаял настоящий, а фантом остался, потому что он был в больше степени достоин жизни: давал волю своим чувствам и желаниям, говорил, что думает… А тот мужик… Он постоянно прятался от самого себя, довольствовался и обходился, вместо того, чтобы бороться, пытался заменить счастье удовлетворением, словом, жил какой-то неполной, неглубокой… ненастоящей жизнью. Вот он и растаял. По сути и не жил совсем.

– Но это же ерунда! – возмутился Кирилл. – Как он мог растаять, если он состоит из плоти и крови? Растаял фантом. Побузил-побузил и всё, прикрыли лавочку.

Добби устало махнула рукой.

– Не умеешь ты воспринимать искусство, Кирилл. Занимайся лучше своими банковскими операциями. Это же аллегорический образ. Автор хотел, чтобы каждый из нас, посмотрев этот фильм, задал себе вопрос "а настоящий ли я?", сделав таким образом первый шаг к пониманию сокровенного, глубинного в собственной душе.

– Не выдумывай. Вечно ты паришься на ровном месте и находишь глобальный смысл там, где его нет и быть не может. Это развлекательный кассовый боевик, снятый для увеличения продаж колы и попкорна. И просто так было задумано, чтобы мы не поняли, который мужик исчез. Иначе фильм не производил бы никакого впечатления и нечего было бы обсуждать, выходя из кинотеатра. – недовольно пробурчал Кирилл.

Добби снисходительно погладила объемное плечо своего мужчины и примирительно подала ему руку с платиновыми часами.