Владимир Жуков - Бортовой инженер Вселенной

И чего-то в зеке бывшем к инвалиду вдруг такое сострадание проснулось, что, по рюмочке налив, с участием он поглядел на парня:

– А скажи, брат, ты на что живёшь?

– Пенсия тридцатник инвалидная, у бабули шестьдесят четыре. Шухов просит повозить порой – тогда лафа, обращается вот только редко. И сейчас вот третий месяц уж в командировке как.

– А чего он обращается? Машины нет?

Сей вопрос застал врасплох, так как криминальный тот извоз секретом был не личным, и от темы чтоб уйти пришлось экспромтом сочинить враньё:

– Есть машина у него – «шестёрка», только трудно в бурунах на ней. Проходимость слабовата для песка большого, а у «Запорожца» на порядок выше.

– А чего он в бурунах забыл?

– Там в кашаре у него зазноба.

– Дело ясное теперь, а сколько Шухов платит?

– Километр десять копеек, плюс бензин, плюс хавка.

– На такси двадцать копеек выбивает счётчик, так на «Волге» это, а за «Запорожец» тут сам бог велит поменьше брать. Я, так думаю, ты не в обиде вовсе?

– Не в обиде, но со мною выгоднее, чем такси, – за простой не получаю денег. А «Волжанка» постоит и без штанов оставит – счётчик щёлкает не понарошку. Знаете, как Высоцкий поёт: «Пусть счётчик щёлк, пусть щёлк, пусть, всё равно в конце пути придётся рассчитаться!».

Хохмачевскому понравилась рассудительность трудного пациента, и, недолго думая, он спросил:

– А если зафрахтую я тебя по той же таксе и причём на постоянку даже, ты пойдёшь ко мне, Сашок, работать?

– Так же с хавкой?

– Ну конечно с хавкой.

– А чего же не пойти? Пойду!

– Вот и ладушки. Ты оставайся, если хочешь, ночевать, куда поедешь пьяный?

– Хорошо, бабуле звякну только.

И уже когда бутылка кончилась и завалились спать, Саша Ножницы спросил Петровича:

– А за что вас это так уханькали на девять лет?

– Слышал что-нибудь о сборе кассовом?

– Не слышал.

– Это если денежки за представленье поделить не с государством, а с завклубом.

– И за это девять лет? За талант, как за убийство так же?

– Вот представь себе, страна такая. Выступать чтоб разрешили, к филармонии тебя приписывают, сто рублей дают – оклад конкретный плюс смешные за концерт копейки. Смехота для мужика, короче, а для творческого человека просто оскорбительное издевательство. Как тут кровное не умыкнуть своё? Зря народ не сочинит поди-ка:

Сверху молот, снизу серп,

Это наш советский герб.

Хочешь сей, а хочешь куй,

Всё равно получишь хуй!

И как ни хотелось поговорить, стало мужиков ко сну клонить. Перед тем как отключиться, Николай Петрович между делом как бы, засыпая, молвил:

– Те болезни, что от нервов только можно вылечить порой гипнозом! А горбатому или безрукому по барабану, что гипноз, что от поноса капли. Кстати, знаешь, как горбатых лечат?

– Как не знать? В мешок и шилом!

– Абсолютно совершенно, в зюзю.

И заснули, как убитые, потом товарищи.

Жизнь начальника милиции Чу, если мерить её только по материальной составляющей, была поистине сказочной. Городок стоял как раз на пересечении добрых по доходности дорог южных, что при правильном подходе позволяло богатеть безмерно. Столько денег, столько всякого добра наскирдовал закона страж, что не знал, чего с богатством делать. Потому как СССР не буржуазный Запад, где ты чем богаче, тем почётнее, где налево и направо деньги тратить можно. Потому как не разгонишься в Стране Советов – лапти вмиг сплетут. Так оскомину набило складывать в кубышку деньги, стал что взятки лишь камнями брать и молвою окрещён был местной – Бриллиантович, он же Магомедиков Расул Джарапович, прошу, знакомьтесь.

Но не всё у человека как по маслу шло. Сын – великолепный мальчуган по всем статьям – близорукостью страдал и без очков не видел ничего уже за метр от носа. Куда только ни возили сына благоверные супруги Расул Джарапович и Хасима Хамидовна, не могли нигде помочь, хоть как-то. Стали думать за границей показать кому, только хлопотно, да и опасно очень. Ну-ка заинтересуются, что за набоб там через занавес железный перепрыгнуть хочет? И крест можно на карьере ставить. Да не только ведь на ней, голубке, но и на свободе, может быть вполне. Так что этот вариант не подходил никак.

И наутро, в тот самый день, когда Хохотушечкин и Саша Ножницы ещё спали в гостинице, Бриллиантович захандрил. Болезнь глаз сына отбивала всякое желание к какой бы то ни было деятельности, тем паче что материальный стимул, можно сказать, по причине богатств избытка, должное совсем потерял значение. Даже святое – предстоящий послезавтра ежеквартальный мальчишник, который при любых обстоятельствах устраивал Бриллиантович с двумя лучшими своими друзьями, – на фоне нерадостных, горьких дум близостью совсем не радовал.

В день тот Бриллиантович не пошёл на службу, на здоровье сославшись, остался дома и давай потягивать коньячок с утра. Дело это не понравилось никак супруге. Занудела, теребя больное:

– Эх, Расул, Расул! Чем пить, искал бы лучше, что с ребёнком делать?

Ничего муж не сказал и выпивать продолжил.

Кто-то посигналил возле дома. Побежала открывать хозяйка. На мальчишник мужа друг приехал – РОВД начальник из Калмыкии, подполковник Кочубей Иван Данилович.

– бог вам помощь, люди добрые! – воскликнул, заходя, а хозяина увидев пьяного, удивился не на шутку вовсе. – Это как же без меня ты, дорогой товарищ, прямо с раннего утра затеял?! Очень выпить захотелось, что ли?

Улыбнулся горько Расул Джарапович, развёл руками и:

– Как, – сказал, – тут выпивать не станешь, не могу коль вылечить глаза у сына? Сколько денег ухондокал, сколько времени, а всё впустую. С каждым месяцем всё хуже зрение.

– Рад помочь бы, только как не знаю, – тяжело вздохнул товарищ. – Может, старцам показать блаженным? Говорят, такие чудеса в Загорске, под Москвой, творят – закачаешься, упасть – не встать.

– Всё что можно перепробовал, рискуя партбилетом, бесполезно: ни диагноза и ни лечения. Заграница вот ещё осталась. Только как туда отправить правильно, ну никак не приложу ума.

– Тяжело, конечно, но решаемо. Вот отпразднуем мальчишник, я займусь конкретно. Есть товарищи-друзья в столице.

Сладкие такие слова, точно в сердце попав хозяйки, разрыдаться её заставили, а Калмыкии посланник солнечной головой участливо покачал:

– Сделаю я вам эту заграницу долбаную. Тоже выдумали мне проблему. В Чу зачуханном своём совсем отстали от культурной жизни. Я в степях вон обитаю, в глухомани жуткой, там, где воду вывезти проблема, а не то что привезти, потому что почва, как бетон, не впитывает, где верблюды сделались уже родными, но с Москвою не теряю связей. Направление сварганим от Минздрава чёткое – не подточит комаришка носик. И с богом! Франция, Германия, Париж, Нью-Йорк! Деньги б главное, Расульчик, были.