Алёна Волгина - Дорогами Фьелланда (СИ)

Если Хемминг сотворил такое с магом, страшно подумать, что он сделает с мальчишкой. Тот заслуживает лучшей награды за свою верность, чем стать игрушкой для изверга, медведь его задери! А еще саднила мысль, что в шатре принца Руот ни словом не упрекнул мерзавца, сдержался, ушел от греха подальше. «Сейчас война, — убеждал он себя. — На войне могут пригодиться даже такие, как Хемминг. Зато потом, когда Болдр надежно укрепится на троне…» — его пальцы сами сжали рукоять меча.

Нет уж, пока здесь ошивается Хемминг, пусть Астрид держит пленника при себе. А если этот бедовый парень снова вытворит чего, она и ответит.

Кусок мяса, истекающего жиром, ломоть хлеба и горсть каких-то початков, сладковатых на вкус — вот и весь обед. Разложив все это на блюде, Астрид покосилась на приоткрытый полог шатра и вздохнула.

По утрам серый туман затапливал низину, и шатры сьергов казались диковинными островами в волнующемся дымчатом море. Но днем солнце заметно припекало, так что большинство обитателей лагеря предпочитали проводить время снаружи, на свежем воздухе. Все, кроме Ивейна. Упрямый мальчишка второй день отказывался выходить наружу, сидел в вонючем шатре, в темноте и духоте, со сьергами общался неохотно, а завидев Астрид, подчеркнуто отворачивался, показывая, что знать ее не желает.

— Когда придем в Форлатт, можешь его не стеречь, — на ломаном фьеле сказала ей Вейна, жена одного из охотников. — Оттуда не сбежишь, пределы священного города охраняют сами боги, — и она очень неприятно улыбнулась.

Вейна оказала Астрид большую услугу, приютив ее в лагере сьергов. Болдр не спешил позаботиться о бывшей союзнице: мол, приехала с Руотом — вот и живи с ним. Он припомнил ей неудачу с похищением Эринны и вообще вел себя неприветливо. Астрид поразилась, как он изменился. Колдун, неизменно сопровождавший принца, злорадно скалил зубы. Ей не хотелось навязываться Руоту, и дело было даже не в женской скромности, просто ей спокойнее было держать Ивейна подальше от его рыцарей. Да и Руот ее едва терпел. Стоило ему увидеть Астрид, как лицо его кривилось, будто от зубной боли. Впрочем, Ивейн теперь относился к ней не лучше. Словно весь мир вдруг решил отвернуться от нее!

Она чувствовала себя опустошенной, потерянной. Все, чего она добивалась — рассыпалось, утекло сквозь пальцы. Не было ни сил, ни желания что-то делать, доказывать, придумывать. Астрид заставила себя встряхнуться. Сейчас, когда благополучие Ивейна зависит от нее, ей нельзя раскисать!

Когда она вошла с блюдом в шатер, пленник смерил ее безразличным холодным взглядом. Молча. Подавив раздражение, Астрид спокойно сказала:

— Я принесла обед.

Снова молчание. Ивейн сидел неподвижно, но даже его поза выражала неприязнь. Видавшая виды куртка нуждалась в починке, отросшие волосы прядями падали на шею, на скуле виднелся синяк и ссадина от латной перчатки — этот «подарок» Ивейну достался от Зигрида в походе, когда тот поймал беглеца во второй раз. Астрид вдруг охватила пронзительная жалость и странная нежность.

— Поешь, — попросила она мягко. — Потом я приготовлю отвар и сделаю примочку на твою рану. Этот Зигрид просто кабан! — она тронула его за плечо, но Ивейн стряхнул ее руку, полыхнул голубыми глазами:

— На Зигрида я не в обиде. Он — рыцарь и должен быть верен своему сюзерену. Впрочем, мне и на тебя обижаться не за что. Ты просто подлая лицемерная шл… — бранное слово чуть не сорвалось у него с языка, но Ивейн все же сдержался, отвернулся к стене. И снова застыл.

Астрид словно плеснули в лицо кипятком. Больно ранило и непроизнесенное слово, и особенно взгляд Ивейна, в котором не было даже ненависти — одно ледяное презрение. Разве она это заслужила?! Она все сделала, чтобы спасти их обоих! Заступалась за него перед рыцарями, врала Руоту, что Ивейн — простой оруженосец, а сама молилась, чтобы никто не углядел явного сходства между ним и Кайтоном! Нянчилась с ним, как с ребенком!

Она резко выдохнула, пытаясь успокоиться, но, Ивейн, видимо, решил сегодня высказаться до конца. Отыграться, так сказать, за долгое молчание:

— Тебя что, приставили следить за мной? Зря. Иди передай своим дружкам, что я все равно сбегу!

Потеряв терпение, Астрид грохнула блюдо об пол:

— Отлично, давай! И в тот же день моя голова будет торчать на копье возле Болдрова шатра, потому что я за тебя поручилась! Думаю, это тебя порадует! Беги же, сделай мне одолжение!

Она резко поднялась и вышла. Как жаль, что у шатра нет двери, которой она могла бы хлопнуть!

Когда Вал открыл глаза, его взгляду предстало полутемное помещение с косым потолком, на котором шевелились причудливые косматые тени от пучков трав, подвешенных к опорам. Повернув голову — почему-то сделать это оказалось очень трудно — он заметил алые пятна догорающих огней в очаге, над которым висел видавший виды котелок. В полосе света, падавшей из приоткрытого полога, который заменял здесь дверь, сидел человек с всклокоченными седыми волосами и что-то вдохновенно черкал на восковой табличке. Винсэ! Вал попытался улыбнуться.

Их собирались отвезти к сьергам, вспомнил он. Помещение было похоже на шатер. Вдоль стен громоздились короба и полки, на которых стояло множество горшочков и склянок, а в воздухе чувствовался невыводимый травяной дух. Похоже, они у травника, или лекаря… шамана? По стенам, разрисованным странными, диковатыми рисунками, скользили отблески магии. Благодаря многолетнему обучению и опыту Вал мог их разглядеть, но призвать их ему было так же невозможно, как удержать воду в решете.

Почему-то сейчас это не вызвало у него горечи.

Последние дни он помнил урывками, его сотрясал то жар, то озноб, и он давно перестал различать, где явь, а где бред. Боль то накатывала приступом, то отступала, она ощетинивалась внутри колючим клубком, не давая вздохнуть, или же взрывалась в голове, так что Вал метался на лежаке, кусая губы. Тогда перед его больным взглядом возникала коричневая морщинистая маска, обрамленная белыми волосами, а на губах появлялась прохлада и терпкий вкус незнакомых трав. И боль отступала.

Сейчас он простодушно радовался тому, что колючий клубок внутри исчез, и он может видеть этот пыльный свет, этот очаг, и Винсэ, с которым, судя по его виду, все было в порядке. Кажется, их пока не скормили местным духам, как ни грозился Хемминг. «Впрочем, Винсэ вполне способен прихватить свою дощечку даже в жертвенную яму, и убедить кровожадного Харги потерпеть, пока он не закончит расчеты».

Вал настолько осмелел, что даже рискнул приподняться на лежаке, но быстро осознал тщетность своих попыток. «Да я слабее младенца! Сколько же я провалялся?!»