Михаил Кисличкин - Ходок по Дороге. Книга вторая.

— Понятно, — я даже испытал некоторое облегчение. — Стало быть, свадьбы не будет, жених рылом не вышел. Бывает, что поделать. Все нормально, Катя, я не обиделся, переживу. Костюм только зря купила, семьсот гарантов зря пропали, — усмехнулся я.

— Нет! Свадьба будет! — топнула ногой подруга. — Ваня, выслушай меня спокойно, не перебивай. Прямо сейчас, конечно, свадьбу не сыграть. Но ты можешь подать челобитную в общину, с просьбой принять тебя в нее холопом и сразу же после этого просить моей руки. Сделаем все одним днем, я уже обо всем со всеми договорилась, тебя ждут!

— Охренеть! Кем, говоришь, принять?

— Официальным холопом Новгородской общины. Да, я понимаю, звучит не очень красиво…

— А на конюшне меня пороть будут?

— Какая конюшня?! — Катя чуть не плакала. — Не порют у нас на конюшне! Ну что ты такой упертый, Вань, что за ерунду ты несешь? Если честно, этого я и боялась… Мы в русской Империи, это гуманное и правовое государство. Но у нас нельзя просто так взять и стать членом уважаемой общины. Нужно сначала получить рекомендации-поручительства от трех уважаемых людей, которые первое время будут нести за тебя ответственность, и внести свою долю. Рекомендации тебе дадут Ситников, я и мой отец. Наш особист сам из Новгородских. Доли у тебя никакой нет, извини. У тебя вообще ничего нет — один мундир и тот казенный. Поэтому твоя доля — это ты сам, твои руки, ноги, голова и умения. Значит, ты должен записаться холопом на какой-то срок, чтобы по его окончании стать полноправным членом общины. Да, холопам живется несладко, признаю. Работаешь, где прикажут, прав минимум, одни обязанности. Но не в твоем случае же! Ты центурион, официальный жених Екатерины Матвеевой, работаешь над проектом его Величества, кто тебя тронет? Будешь переводить треть зарплаты в общину вот и все, больше для тебя ничего не изменится. В связи с особой важностью нашего проекта для государства твой личный вклад оценят очень высоко, о чем община получит соответствующий документ. Срок личного холопства сначала сократят до минимума, а потом могут и вовсе отменить, Виталий Матвеевич обещал нам посодействовать. Как только это случится, тут же сыграем свадьбу. Так будет лучше для всех. Совет общины тоже будет доволен — мое приданное на сторону отдавать не придется, оно останется собственностью семьи, не придется делить наследство на доли. Правда ведь я хорошо все придумала?

— И что мне надо для этого сделать? — спросил я, задумчиво мешая ложечкой сахар в чае. — Поставить подпись под документом о моем холопстве?

— Да. Но не только, — вздохнула Катя. — Надо подать документ как положено в совете общины. То есть поклониться перед обществом и произнести под запись устную формулу: я, такой-то, прошу с этого дня считать меня холопом Новгородской общины и добровольно обязуюсь… я не помню всего текста Вань. Но в сети он есть, ты за завтрашний день успеешь выучить. Там не слишком много слов.

— А иначе нам пожениться нельзя? Без всей этой тягомотины с общинами и холопством?

— Можно. Светский брак гражданина и гражданки Империи обязаны зарегистрировать без дополнительных ограничений, если они оба совершеннолетние, дееспособные и не являются близкими родственниками. Но тогда мы не получим ни моего приданного, ни поддержки от семьи и общины — грустно вздохнула Катя. — Община сочтет, что ее интересами в этом браке пренебрегли и значит, она не несет обязательств перед молодоженами. А моя семья решит, что я ее оскорбила.

— Это так важно? Твоя семья должна понять, что мы любим друг друга, а община обойдется. Мы сами заработаем себе на жизнь, без приданного.

— Ты не хочешь сделать так, как я сказала? Но почему, Ваня? — в уголках Катиных глаз заблестела влага, и мне стало ее жалко.

— Я готов взять тебя в жены, — сглотнув комок в горле, ответил я. — Но кланяться и проситься в холопы я не буду. Извини, дорогая, но ничего не получится. Не буду я жить в примаках! Подобранный и пристроенный в дом как бродячий котенок, лишь потому, что он понравился любимой дочке! Не буду и все.

— Тебе трудно один раз согнуть спину ради меня и будущего нашей семьи? Ты настолько гордый? — шмыгнула носом медичка.

— Боюсь, мне придется прогнуться, а не согнуться.

— Какая разница, как это назвать…

— Есть разница, — покачал я головой. — Причем большая. Еще раз извини, подруга, но не могу я так. Я не холоп и не собираюсь им становиться. Ты же не можешь ради меня отказаться от приданного?

— Не могу, — Катя уже откровенно плакала, еле сдерживая рыдания. — Ты не понимаешь, Ваня, о чем просишь. Приданное, семья, община — это вещи, от которых русские не отказываются. Родная кровь, репутация и собственность — это очень важно! Я хочу, чтобы наши дети росли в достатке и уважении и стали элитой. Я не имею право потерять уважение родных и поддержку общины. Я не могу их оскорбить. Они — часть меня.

— Тогда мне очень жаль, Кать, — сказал я банальную фразу, и сам почувствовал, как фальшиво она звучит. Встал со стула и, сделав шаг, хотел было обнять плачущую девушку, чтобы хоть как-то ее успокоить. Но у меня не получилось. Потому что медичка выскользнула из моих объятий и выбежала из кафе, чуть не упав, споткнувшись на ступеньках. Поговорили блин…

Вечером в нашу палату Катя не пришла. На мои вызовы по идентификатору она тоже не отвечала. Чувствовал я себя как идиот, честно говоря. Но в то же время, не ощущал за собой никакой вины. Может быть, Кате и имперцам кажется, что они сделали мне шикарное предложение. Но у меня есть своя гордость.

Вместо Кати после ужина в палату заглянул Ситников. Коротко поздоровался, посмотрел на мою кислую физиономию, и молча поставил на стол бутылку водки и две рюмки.

— Доволен герой? — только и сказал он. — Поссорился с невестой и сидишь один как сыч? Наливай давай, выпьем по чуть-чуть.

Я лишь пожал плечами и, взяв бутылку со строгой черно-синей этикеткой и надписью «гвардейская особая», свернул ей пробку. Разлил холодную тягучую жидкость по рюмкам и мы с Ситниковым, не чокаясь, выпили ее до дна, после чего особист немедленно наполнил емкости вновь.

— Где Катя? — спросил я его после второй. — Домой в увольнительную поехала?

— Нет, — покачал головой легат. — Подала рапорт и отправилась на полигон осваивать «Барс». От увольнительной по окончанию лечения декурион Матвеева отказалась.

— Тогда какого хрена я тут делаю? Мне тоже на полигон пора.

— Завтра поедешь, — отмахнулся особист. — Бери стул, давай сядем и поговорим немного. Я, собственно, зачем пришел, Иван Сергеевич? Хочу тебе сказать, что ты неправ. Обидел девушку, а почему? Ты, верно, решил, что мы тебя специально унизить хотим или к себе привязываем? Нет, это не так. Просто… Я сам из Новгородской общины, Катя мне не чужая. Община, она за тебя горой встанет, — добавил он. — Поддержит, поможет, утешит, мозги вправит, если нужно. Но в беде никогда не оставит. Но и ты должен общество уважить. Поклониться ему, показать людям, что ты свой. Русский без общины — человек несерьезный, ему доверия нет.