Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

– А как у противника с силами и средствами? Ведь мы прилично потрепали его агентурную сеть. Все восемнадцать человек нейтрализовали.

– И с каким результатом?

– Пятерых даже удалось взять живыми, – поморщился Проводник.

– И все они молчат, – уверенно произнес я.

– Проявляют необыкновенную и не совсем понятную стойкость, – погрустнел Проводник.

Ничего органы государственной безопасности Китая из задержанных не выжмут. Хорошо, если «Фракталу» удастся заполучить их и раскодировать. Но не думаю, что будет получена какая-то кардинально новая информация.

Итак, какие напрашиваются выводы из вышесказанного. Иву наверняка взяли живой. Она раскололась. И Католик перекрывает агентурным путем эти места.

А еще – против нас работает очень сильная система. Понятное дело, что в одиночку за столь короткое время такое провернуть невозможно. Да и не в одиночку тоже. Должны быть очень серьезные позиции для подобных фокусов. За считанные дни внедрить восемнадцать агентов в органы правопорядка и в армию – это потрясающий результат для любой разведки.

– Как же вас угораздило пригреть такое количество вражеских диверсантов? – невесело усмехнулся я.

– Это больно режет мне сердце. Но мы все решим, – заверил Проводник. – Это Китай. Здесь так не делают. И такое не прощают.

Да уж. Думаю, сейчас гораздо большая сеть создается органами госбезопасности Китая и «Фракталом», и ее цель – Католик. Только у меня ощущение, что ни к чему это не приведет. И над нашей экспедицией так и будет висеть дамоклов меч.

А потому все больше наша ситуация напоминала мне действия диверсионной группы, пробирающейся по тылам противника. Вокруг враги. И каждый шаг может стать последним…

Глава 46

Мы останавливались на равнинах и в горах на многочисленных точках силы. Там делили место у костра с путниками, которых даже в таких безлюдных краях встречалось немало. Это были тибетцы, идущие по каким-то своим делам. И паломники со всей Азии, стремящиеся найти здесь зримое воплощение своей веры, ну и заодно получить выгодные преференции у высших сил. И даже европейцы, которые притворялись исследователями, а на самом деле просто удовлетворяли свое неуемное праздное любопытство.

Если раньше меня эти случайные встречи не сильно напрягали, то теперь в каждом встречном я пытался рассмотреть отблеск враждебности. Католик наверняка запустил по дорогам своих агентов. И каждый путник мог держать за пазухой нож, короткоствольный автомат или щепотку яда. Поэтому я и сам неустанно держал ушки на макушке. И требовал того же от спутников. Но их уговаривать не надо было. Последние события убеждали лучше любых слов в необходимости максимальной бдительности.

Однако уклоняться от таких встреч тоже было неразумно. Мы изначально разведопросами пытались добрать так не хватающие нам сведенья. А тут успех напрямую зависит от широты охвата источников информации. И потому сужать круг контактов мы не могли.

Вечерами у костров в горах разливались умиротворение и спокойствие. Свет пламени очерчивал границы уютного и безопасного пространства, наполненного разговорами. Проводник, которого любопытствующий Писатель все не оставлял в покое своими вопросами, неожиданно разоткровенничался о местных реалиях, о своей жизни и семье. И разошелся не на шутку.

– Американцы хотят ослабить коммунистический Китай! Поэтому голливудские звезды и масса дураков с Запада напяливают цветные балахоны, объявляют себя буддистами и тянутся сюда, как мотыльки, за неземной Мудростью Востока. А я вкусил ее еще мальчишкой монахом в монастыре. Более бесправное и голодное существо трудно вообразить. Какое там просветление? Большинство монахов исполняет простейшие ритуалы, не задумываясь об их смысле. Сплошное мракобесие! Какой там утерянный рай? Ты вообще представляешь, что такое в реальности живая теократия?

– По идее, это когда духовное превалирует над материальным, – пожал плечами Писатель.

– Не-е-ет. Она как золото и яшма снаружи, и как гнилая вата внутри. Теократия – это абсолютная, безоговорочная власть духовного сословия над безропотным народом. Здесь до освобождения был миллион населения. Двести тысяч лам. Остальные – рабы и крепостные. И высшее духовенство – рабовладельцы. У Далай Ламы – пять тысяч рабов. Низшие ламы – такие же рабы. Так жили мои отцы, деды. И я застал кусочек этого высокодуховного рая.

– И как ощущения? – спросил я.

– Незабываемые. Простой человек имеет прав куда меньше, чем домашняя скотина. Остричь, пустить на мясо или дать плодиться – хозяин все решит. Справедливость? Какая такая справедливость? Добрый лама объяснит тебе, что справедливости нет, а есть карма. Все, что ты имеешь дурного – результат твоих страшных деяний в прошлой жизни. И никакому обжалованию закон кармы не подлежит. Сиди тихо, сноси беспрекословно тяготы, лишения, тогда, может, в следующем воплощении тебе повезет больше.

– Но в этом есть определенный смысл, – задумчиво произнес Писатель. – Успокаивает метания духа и дает возможность сосредоточиться на самосовершенствовании.

– Самосовершенствовании? О чем ты, товарищ Леонтий Авенирович! Ты хоть представляешь, какие красивые древние законы и традиции здесь царили? И сколько крови они стоили?

– Кровь? Но ведь есть принцип не насилия в ламаизме. Все живое должно жить. Никого нельзя убивать, казнить.

– И не казнили. Просто нарушителей, выпоров до лохмотьев на коже спины, кидали в пятидесятиградусный мороз в замурованную пещеру. Утром можно было забирать стеклянную статую… А еще приговоренных зашивали в мешок и бросали живьем в воду… А местный практицизм! Раб-ремесленник производит хорошие горшки. Работает руками. Зачем ему ноги? Чтобы бежать? Отрубить ноги.

– Действительно, практично, – горько хмыкнул я.

– А модные обереги из отрубленных рук рабов! Их носили на поясе… Властители здесь тысячелетиями совершенствовались в искусстве, как обобрать и так нищий народ. Уже в двадцатом веке ввели налог на уши. В семье пять человек, то есть десять ушей. Приходит время взимания денег. Можешь заплатить только за шесть ушей? Никаких проблем. Четыре уха отрезают.

– Есть мнение, что это пропаганда, чтобы обосновать аннексию Тибета, – заметил Писатель.

– Жил я в этой пропаганде. Врагу не пожелаю. Недаром Гитлер с его идеей, что сверхлюди в результате катастрофы космического льда выжили на Тибете и жили тут, легко нашел общий язык с нашими теократами. Монахи религии Бон были в Берлине, когда его захватывали русские войска. Сегодня мало кто хочет вспоминать, что наставником молодого Далай Ламы десять лет был Генрих Шварц, фанатично преданный нацизму эсесовец.