Семён Афанасьев - Младший сын

– Едешь куда? – достаточно невежливо спрашивает она.

Вместо ответа пожимаю плечами и отправляю ей локацию, полученную от Ахмада.

– Едь туда. Я сейчас приеду. Восточный выход, снаружи, – говорит она и отключается.

По-прежнему недоумевая, на место приезжаю первым. Пару минут слоняюсь по площадке перед выходом из метро, когда из этого выхода вприпрыжку выскакивает Лола и, увидев меня, бегом припускает ко мне.

Красиво двигается, эхх… И сама очень красивая…

Видимо, какие-то мысли отражаются у меня на лице, поскольку она подлетает ко мне и сходу начинает шипеть похлеще змеи, игнорируя даже самые элементарные правила приличия:

– Улыбку с лица сотри! И что у тебя случилось вчера?

А вот этого я более чем не ожидал. Мысленно машу рукой приятному настроению и, как можно менее эмоционально, отвечаю:

– Я тебе очень обязан. Готов с тобой пытаться поладить, несмотря ни на что. Но если ты будешь разговаривать со мной в таком тоне…

Пока я далее раздумываю, что бы такое ввернуть, подходящее к случаю, для эффектного завершения фразы; она меня перебивает:

– Сейчас глаз на жопу натяну! Отвечай сейчас же!

Я настолько обескуражен услышанным, что какое-то время молча открываю и закрываю рот. Подобно вытащенной из воды рыбе.

Первой успокаивается она и говорит уже гораздо более спокойно:

– Хорошо. Спрошу иначе… Мне сегодня позвонили из полиции. Вчера мой комм, который сейчас у тебя, был на месте какого-то происшествия. Звонили неофициально, но под личиной официального разговора пытались выяснить: кому я дала комм и где сейчас этот человек. ТАК В КОГО ТЫ ТАМ НОЖОМ ТЫКАЛ, МАЛЕНЬКИЙ ЗАСРАНЕЦ?!

– Лола, приличной девушке не идёт такой текст! – теряю дар речи второй раз за минуту, сходу не зная, что и ответить.

Потому что ни врать не хочется, ни рассказывать реальное.

– Тогда внимай. – Неожиданно успокаивается она. – Раз говорить не хочешь. Мне позвонили из городского участка. Стали деликатно выспрашивать, у кого сейчас комм.

Она сверлит меня взглядом ещё раз в этом месте, но я внимательно слушаю и ничего не говорю.

– Я, естественно, уточнила, официальный это разговор или они просто поболтать хотят. – Продолжает она. – Мне ответили, что ведут дело о многочисленных ножевых ранениях каких-то пострадавших, но сама беседа пока неофициальна. Потом снова спросили, где мой комм.

– Шай-й-йтан, – вырывается у меня. – Шешен а…

– Не сквернословь, – прыскает Лола в кулак, удивляя меня ещё больше.

Нетривиальной сменой настроения.

– Ты в истерике? – уточняю, как могу деликатнее.

– Была местами. Сейчас чуть успокоилась. Так вот. Я тут же позвонила отцу, продиктовала номер, с которого наводили справки…

– А кто у нас отец? – об этом речь пока как-то не заходила.

– Раньше надо было спрашивать… – нервно роняет Лола, потом всё же отвечает. – Начальник третьего отдела. В главном управлении собственной безопасности. Министерства внутренних дел. Потому и живём отдельно, в разных городах, что его в Первую Столицу перевели.

– Ничего себе…

– А мать – зам в другом отделе, – мстительно продолжает Лола. – Типичное дело, брак между офицерами одного управления, поскольку кроме работы, нигде не бывают… Отец мне перезвонил обратно через пятнадцать минут и пояснил. Он навёл справки: обычно так звонят «замазанные» сотрудники, которые стоят на связи у незаконных группировок.

Ловлю себя и её на том, что мы с самого начала говорим на туркане. Причём упоминаемые ею термины государственного устройства относятся к государству Классического Туркана, а у нас эти должности и реалии называются совсем иначе .

– Надеюсь, я тебя не сильно испугал, – изрекаю через пять секунд тишины. – Ты вон даже с федеративного на наш переключилась…

– Я уже успокоилась… Это не всё. Отец проследил трассировку моего комма, – она указывает на оттопыривающийся карман моей рубашки, – потом наложил на сводку происшествий. Внутреннюю, не для широкого пользования. Мой комм вчера приехал в место, где находились ещё четыре комма, состоящих под оперативным надзором. Это члены преступных группировок, которых пока не поймали и сажать пока не за что. Но полицейское наблюдение за ними ведётся, – поясняет Лола, видя недоумение на моём лице. – Преимущественно через негласный аппарат. Ну, через агентуру, по-простому… Затем эти четыре комма в течение двух часов обратились в больницу на предмет ножевых ранений. Нападающего говорят, не знают, от комментариев отказались. Трясти их, естественно, никто не стал.

Лола вдыхает, выдыхает и вновь возвращается в первоначальное состояние злобной фурии:

– Теперь рассказывай!

Вместо слов, делаю крайне неожиданное для себя тут и немыслимое дома : кладу руки ей на талию, делаю шаг вперёд (оказываясь к ней вплотную) и утыкаюсь лбом ей в плечо, поскольку она чуть выше ростом.

– Говори, – требует она, при этом не отстраняясь. – Отец говорит, что звонивший мне полицейский, сто процентов, связан с той четвёркой. И выясняет подоплёку неофициально, категорически стараясь не привлекать внимания. Знаешь, что это значит?

– Понятия не имею, – говорю чистую правду, поскольку от хитросплетений и местной полиции, и местных уголовников я крайне далёк.

– Это значит, что тебя устанавливают. И рано или поздно установят. Хоть и сопоставив трассировку комма с твоим проходом под городскими камерами. Дальше отсортируют, выберут повторяющиеся лица и, рано или поздно…

– Ничего себе, – присвистываю от удивления.

На такой поворот событий я не рассчитывал. Более того: будучи далёким от полицейского дела, даже не предполагал, что в огромном городе одного (никому не известного) человека можно найти так легко.

– А что, у вас у бандитов есть допуск к камерам и трассировке коммов по базовым станциям? – говорю, чтоб хоть что-то сказать.

– У полиции есть, – отрезает Лола. – А тот тип, что звонил, по должности такой допуск имеет. Там просто на несколько часов работы, нудной и рутинной. Это если он выясняет насчёт тебя неофициально, и внимания не хочет привлекать. Так отец пояснил. Вот жди теперь, когда эти несколько часов у него найдутся и наступят…

– Спасибо, что предупредила, – говорю серьёзно. – Это было для меня очень важно. Я знаю, что делать, но не могу об этом тебе сейчас сказать вслух.

– И я знаю, что ты будешь делать! Чтоб сегодня был у нас, как и договаривались! Бабуля отцу, естественно, рассказала о тебе, – мстительно сообщает Лола. – И о том, что комм у тебя. И о том, что ты у нас сегодня ужинаешь. Отец прилетит на ужин, так что… – она победоносно смотрит на меня.

А я впервые в жизни не знаю, что сказать.

– Хоть ужин отменяй, – спокойно комментирую услышанное, когда успокаиваюсь через минуту.