Семён Афанасьев - Младший сын

А виноватый во всём мелкий узкоглазый дебил, не обращавший ни на кого внимания, сейчас шагал рядом по дорожке, о чём-то трындел в новый комм одной из последних моделей (не самого дешёвого бренда!) и чихать хотел на всех.

И Ирма – предательница. Из-за её кроля ведь всё завертелось, с досадой подумалось Дэвиду.

Алкоголь подстегнул уязвлённое чувство справедливости кадета и Дэвид, залпом глотнув «до дна» налитое Монни, поднялся с травы:

– Сейчас. Я быстро. Эй, придурок, стоять! – окликнул он вслед азиата, проходившего мимо.

Новенький, скользнув по Дэвиду взглядом, удивлённо поднял брови, плюнул Дэвиду под ноги и потопал дальше, не отрываясь от комма.

– Ах ты ж… – не на шутку разъярился Дэвид, подхватывая с земли одну из пустых бутылок пива (кстати, надо будет потом всё за собой убрать, мелькнуло у остальных).

– Ты чего?! – удивился товарищу Монни, но ничего не успел сделать.

Дэвид с удовольствием размахнулся и, подогреваемый алкоголем, с оттяжкой запустил пустую бутылку вслед азиату.

Четверокурсники на мгновение замерли.

Бутылка пролетела рядом с головой новичка, который быстро сунул комм в карман и развернулся:

– Кто? – азиат развернулся и направился к четверокурсникам.

– Комическая картина, – ни к кому не обращаясь, уронила Виктория. – Оно идёт сражаться за свои права.

В принципе, против этого новенького азиата она ничего не имела. По большому счёту, ей были безразличны и его отдельная комната (которой так завидовали все без исключения), и его «вездеход» (которому завидовали пацаны), и его новый комм (которому вот прямо сейчас завидовали выходцы из семей победнее, пожирая взглядами девайс в руке пацана).

Но Виктория считала себя умной. Потому, ещё и под алкоголем, не могла упустить момента и возможности «проехаться» по новенькому, насолившему Монни. На которого она давно имела виды, но только сейчас сумела подвинуть вездесущую Ирму.

– Ты это сейчас о ком сказала? – вопросительно поднял бровь азиат, подходя вплотную и нависая над расположившимися на земле четверокурсниками.

С противоположного края «стола» по широкой дуге двигался чуть покачивающийся от выпитого Дэвид.

– О тебе, маленькая обезьянка, – лучезарно улыбнулась Виктория, прижимаясь к Монни и обнимая того обеими руками.

– Уйми свою мразь, – азиат перевёл взгляд на слегка затормозившего Монни, который быстро не мог сообразить, как лучше отреагировать. – Или её кривые зубы пересчитают другие. Не ты. А ты будешь тратиться на её стоматолога, если ты действительно её мужчина. И краснеть не по своей вине.

Монни наконец вынырнул из алкогольного тумана и понял, что нужно делать:

– Ты кого мразью назвал, уродец?! И это ты что, меня сейчас решил жизни поучить?!

– Моё дело предупредить, – флегматично пожал плечами азиат.

– Э-э-э, стойте! – попыталась урезонить всех подряд неконфликтная Жанна, подхватывая со стола один из стаканов со спиртным и кусок хамона. – Парни, тормозните! – Жанна бросила уничижительный взгляд на однокурсников.

– Держи! – Жанна уверенно протянула азиату стакан с ромом и немаленький кусок хамона. – Давай не ссориться.

– Даже не знаю, что сказать. – Азиат на секунду завис. – Если это для налаживания отношений, то спасибо. Если это оскорбление, то промолчу – ты женщина.

– Не оскорбление, – недоумённо повела бровью Жанна, искренне не понимая подоплёки. – Делюсь!

– Хм… Тогда спасибо, откажусь, – чётко, но вежливо ответил азиат. – И тебе не советую, извини за менторство. Ни того, ни другого. Это алкоголь и свинина.

– Ну да, – удивилась Жанна, – а что такого?

Объясниться у азиата, однако, не вышло.

– Ч-чёрт, и от обезьян бывают проблемы, – деланно огорчилась именно в этот момент Виктория, «подогревая» Монни и Дэвида.

Последний уже обошёл «стол» и без разговоров хекнул, махнув кулаком.

Мимо головы азиата, сделавшего маленький шажок назад и в сторону.

Самого Дэвида закрутило по спирали и унесло руками «на стол» (на самом деле, на брезентовую накидку, этот самый стол в траве заменяющую).

– Вот бл… – забормотал Дэвид, ворочаясь среди бутылок и перевёрнутой им части консервных банок.

– Э-э-э, ты чего?! – Монни, увидев проблемы товарища, резко сменил курс и наклонился, беря Дэвида подмышки и помогая тому подняться.

Они были ещё не настолько пьяны, чтоб настолько не стоять на ногах. Видимо, действительно промахнулся, подумал Монни.

– Ты ж труп теперь, – обратился он, подступая вплотную к азиату.

Вместо ответа, со стороны азиата перед лицом Монни неожиданно возник кулак, ломая ему носовой хрящ и на секунду перехватывая зрение (в глазах так и полыхнуло темнотой на мгновение).

Не обращая внимания на чуть согнувшегося Монни, прижавшего ладони к лицу, азиат подсел под кулак Дэвида, уже летевший ему навстречу. Затем пацан оказался головой возле локтя Дэвида и всадил свой кулак навстречу, прямо над локтевым сгибом.

Дэвид был покрепче Монни и стоически выдержал удар в голову, отмахнувшись в ответ правой рукой (и снова промазав).

Происходящее с этого момента, конечно, никому не казалось правильным. Понятно, что азиат никому ничего плохого, по большому счёту, не сделал. Первым.

Но «Все за одного» – это не просто слова. На четвёртом курсе, все кадеты знали: за своих надо стоять любой ценой, сколь бы те ни были неправы. Если речь о конфликте с чужими, по крайней мере.

Кто прав, в итоге будет неважно. Важно, что курс является единой семьёй, трогать членов которой никому «снаружи» не позволяется. Чужим, по крайней мере.

И ладно бы, речь шла о каком-нибудь чмошнике из коллектива, это бы ещё могли «пропустить» (хотя именно такой категории в Корпусе не водилось: любому будет проще перевестись в другое место, чем доучиться с таким реноме и в таком статусе). Но Монни и Дэвид были весьма уважаемыми кадетами курса, потому, если разобраться, выбора особого не было ни у кого.

Дальнейшее напоминало какой-то гротеск. Половина присутствующих парней, толкаясь и горячась, в первую минуту не смогли ничего сделать одному человеку (правда, будучи выпивши).

Те из девочек, кто был потрезвее, заметили и сообразили: новенький просто что-то понимал в обычном боксе и, постоянно перемещаясь, не оставлял перед собой более одного человека.

А в Корпусе сильных в боксе не было. Более того: в дальнейшем, имея дело со сложной электроникой (в том числе, работая пилотами), кадетам настоятельно не рекомендовалось занятие любыми контактными видами спорта, опасными потенциальным травматизмом головы. Не то чтоб формально закреплённое, но табу всё же существовало: «боксёров и всякое прочее карате» старательно отсеивали ещё на этапе приёмной медкомиссии. Не афишировалось, но особо и не скрывалось.