Владимир Стрельников - Водяной. Книга 2

Вообще, я здорово изменился. Если обретение Марины, а тем более Хилолы было для меня серьезнейшими событиями, перевернувшими мое нынешнее существование, то в данном случае я даже особо не психовал. Так, малость разозлился. И скорее на девочку, чем на ее родню. Ибо жизнь свою надо беречь, и прежде чем бежать от человека, рискуя ею, стоило бы его получше узнать. А то старшину даже жалко. Немолодой рубака очень серьезно принял то, что из-за него девочка погибла. Ушел в штопор, запил, мне пришлось его из пике выводить. Сейчас он женщин вообще сторонится, решил, что не стоит того. Мда-с…

В принципе, есть у меня идея одна. Мне все равно нужны «смотрящие» за реками и Аралом. Девочки со временем вполне могут набраться силы и опыта для этого. Тем более что Марине очень Арал нравится, а Хилоле – Амударья, особенно ее верховья. Поглядим, что понравится Анфисе, сможет ли она вообще русалкой стать. Не хотелось бы девочку лишать возможности просто пожить, пусть хоть так.

Поднявшись на любимый холм, я осмотрел окрестности. Полупустыня, весна. Цветет все, прямо-таки бушует. Тварей всяких разных ползает и летает. Для большинства солдат, кстати, это все очень и очень опасно. Непривычны они к тому, что паук размером и видом похожий на обычного крупного крестовика является каракуртом, смертоносной «черной вдовой». Что забавная тварюшка с задранных хвостом – скорпион. Уже трех схоронили, двух от укусов змей, одного шершни закусали. Здешние шершни совсем немного уступают знаменитым южно-восточным. Но что интересно, солдаты не ропщут. Служат и служат. И рады-радешеньки, что у Озерова служат. Рук тот сам не распускает, воровать не дозволяет, шпицрутенами насмерть не запарывает. При мне только один солдат палок получил, за пьянку, и то всего десяток. А когда его после экзекуции перевести хотели обратно в Оренбург, тот слезами обливался и просил офицера не высылать его. Похоже, жизнь в России весьма и весьма разнообразна. Коль фактически из боевого похода солдаты уходить не хотят. Сзади раздался конский топот, на холм взлетел молодой корнет, один из товарищей Лермонтова.

– Любуетесь, господин Захар-бай? – Пружинисто соскочив с коня, поинтересовался он.

– Да. Пустыня красива круглый год, но весна – это весна. – Коротко кивнул я, протягивая ему свой бинокль французского производства. – Поглядите.

– Вы правы. – Коротко, из вежливости бросив оптику к глазам, ответил корнет. – Мы с товарищами просим прощения у вас за вчерашнее поведение. И мы знаем, что вы вытащили Михаила. Спасибо вам.

– На здоровье. – Я усмехнулся и забрал протянутый бинокль. – Смотрите, корнет, здесь сейчас пусто, но лет через сто здесь будут стоять крупные города. Вон там, западнее и чуть северней, построят космодром, место, откуда люди будут запускать в безвоздушное пространство над планетой свои корабли. Хотели бы подняться на четыреста верст над Землей, корнет?

– А вы прожектер, Захар-бай. – Засмеялся парень, задирая голову и смотря в ярко-синее небо. – Но хочу. Это просто мечта моя – подняться над твердью земной. Хочу попробовать построить монгольфьер и взлететь.

– Ну, это, пожалуй, я смогу вам устроить. Самого заинтересовали. Озадачу, пожалуй, мастеровых в Коканде, там весьма талантливые люди есть. – Я засмеялся. А что, шелка у меня полсотни тюков есть, корзину из тростника сплетут, веревок конопляных хватает. Почему б не полетать?

– Ловлю на слове, Захар-бай, и разрешите откланяться. Господин майор отправляет в короткий поиск, служба. – Корнет лихо взлетел в седло, козырнул и наметом слетел с холма к строящемуся около штабной палатки драгунскому десятку.

– Ну-ну. – Я улыбнулся и поглядел на взошедшее солнце. Пора и мне прогуляться. Я последнее время, конечно, на суше себя вполне себя неплохо чувствую, но все-таки я – водяной. И для меня без воды дискомфортно, потому исчезну на денек-другой. Прошвырнусь по окрестным речкам, подземным водам, погляжу, что интересного хранят они. По Сырдарье пробегусь, на остров загляну, к аватарам. Уйти-то они ушли, оставили на меня свое хозяйство. Но кажется мне, что порой краем глаза богини как-то сюда заглядывают. По крайней мере, ощущение такое. И потому не стоит оставлять их надолго без пригляда. И вообще, через три недели должен приехать Перовский на стыковку тракта, то есть закладку Среднего Форта. Туда и наиб приедет от лица эмира, торжественно запустят тракт в службу. Купчин понаедет со всех сторон. Их, кстати, уже немало. Вон, пылит караван фургонов, почти как в США на Великих Равнинах. Ну а что, сейчас не надо везти много воды, пары фур хватит на тот кусок, который остался. Однако, караван немаленький, около сотни фур, кто-то торопится. И гружены серьезно. Интересно, чем?

Подскочивший к купчинам конный разъезд быстро утратил интерес и ускакал дальше, а караван пополз дальше. А я решил уточнить свой интерес, взял под контроль пролетавшую мимо птаху и просмотрел несколько фургонов. Так и думал, промка. Ткацкие станки, если конкретно. Похоже, кто-то вкладывается в перспективные производства. Скорее всего, шелковые. Бизнес есть бизнес, многие хотят получать прибыль. Так что нормально.

И я исчез, уйдя в водный поток под холмом.

И пропал на две недели. Дело в том, что я решил исследовать будущее Джезказганское месторождение медных и полиметаллических руд, а совершенно случайно (вообще случайно) нашел самородок рения. Точнее, три килограмма семьсот семьдесят грамм самородного песка и мелких самородков рения. Редчайший случай, между прочим; самородный рений в моем мире встречался крайне нечасто. Может, здесь иначе, но все равно, слишком большое для меня искушение. Может быть, я ненормален для водяного, но мне очень понравилось делать всякие примочки вроде крупных бриллиантов или платиновых украшений, а здесь такой вызов. В общем, я на неделю пропал для всех, запершись в своей мастерской. Так, краем глаза убедился, что с пацанами в капсулах все нормально, отправил девочкам сообщение, чтобы меня по пустякам не дергали, и ушел в работу. Плавил рений, заливал его по формам, обрабатывал готовые вещи. По итогу работ у меня получилось пара браслетов-наручей, три крупных перстня, в которые я установил достаточно крупные черные бриллианты, и несколько пар серег с теми же черными брюликами да пять диадем, покамест без камней. Для них буду думать, что установить. И кому отдать. Прямо скажем, таких диадем нет ни у кого в этом мире, и долго еще не будет. Минимум лет сто, не меньше. Еще на клинки напыление из рения сделал, на шамшир, кинжал и нож-пичок. Погляжу, насколько его хватит.

И потому я со спокойной душой надел наручи, нацепил на указательный палец левой руки новый перстень, в противоположку ему, на правую руку, надел два перстня из платины с желтым сапфиром и багровым рубином. Усмехнулся, глядя на камни. Желтый, красный, черный – странный выбор цветов для водяного, вроде бы. Так ведь вода в какие цвета только не окрашивается, но от этого водой она быть не перестает.