Дмитрий Родин - Князь Барбашев

Когда же дела с "нейтралами" были закончены, Андрей задумался о дальнейших шагах. Изначально он планировал разграбить ещё и Кретингу, до которой от Паланги было всего ничего, но уже сейчас добычу было буквально некуда пихать. Ведь людской полон никто не отменял. Да, пусть детей и стариков никто брать не собирается, но и молодых людей здесь и в Швянтойи набиралось и без того достаточно. Ну и бежавшие жители успеют предупредить тамошних жмудинов, и те или успеют спрятаться в своих лесах, как это они делали при набегах крестоносцев, или, что ещё хуже, организуют засады на дорогах. А оно ему надо? Да и что возьмёшь с обычных крестьян? Тот же людской полон, да дешёвое железо. Лучше уж выскочить в море и прибрать к рукам пару торговцев - всё навар жирнее будет. Так что поход вглубь придётся отменить и начинать грузится всем самым ценным.

Погрузку начали на следующий день. Первыми на краер повезли мешки с "морским уловом". Андрей специально пришёл посмотреть на него. Что сказать, необработанный янтарь почти всегда выглядит непримечательно, солнечный камень чаще всего оправдывает своё название уже после профессиональной обработки, приобретая в руках мастеров свою таинственную, древнюю красоту. А потому, подержав в руках невзрачные камушки, князь лишь просто кивнул и отправился проверять тех, кто солил и вялил мясо. Из-за наличия стольких лишних ртов, провизии на обратный путь требовалось в разы больше, чем было запасено. Потому весь домашний скот и птицу безжалостно пускали под нож.

Морские охотники притащили с собой несколько лодок полных рыбы, янтаря и молодых, крепких мужиков. Всю рыбу отдали заготовщикам, а янтарь и людей в добычу.

Пять долгих дней Паланга и Швянтойи находились под властью новоявленных викингов московского князя. Пять дней их осматривали и обирали, выискивая всё, что представляло собой ценность. На пятый день Палангу покинули купцы, гружённые "закупленным" товаром, увозя с собой команду из Гданьска. Пленных жмудинов грузить стали под самый конец, когда всё самое ценное было уже загружено на корабли. А на шестой день тяжело осевшие в воду корабли покинули литовские берега, оставив позади весело полыхающие огнём товары и постройки.

Староста жемойтский Станислав Кезгайло если не находился в своих имениях или в Вильно, то обычно проводил время в городке Варняй. Ещё совсем недавно Варняй носил название Медининкай и был важным поселением Жемайтии, хоть и располагался на отшибе этого региона. Тевтонский орден несколько раз пытался покорить разбойничий город, но каждый раз с позором отступал. Близость непроходимых топей и дикий непокорный нрав местных жителей отбивал всякую охоту к завоеванию этих краёв.

Сам Варняй находился в очень красивой местности, на берегу озера Лукстас, где можно было найти янтарь, что делало озеро редким природным феноменом. А главное, именно с Варняй начался переход в христианство закоренелых язычников жемайтов.

Князь Витовт сумел обуздать непокорный народ и включить Жемайтию в состав Великого княжества Литовского. А Варняй постепенно становился важным христианским центром. Правда, поначалу местные жители в штыки воспринимали насильно навязанную им веру. Первые построенные здесь церкви сжигались в нём с завидной регулярностью. И всё же католицизм со временем прочно обосновался в бывшем разбойничьем вертепе.

Именно здесь с 1417 года строится резиденция литовского архиепископа. И именно потому он вскоре превратился в негласную столицу всего Жемайтского староства.

Обычно в своём старостве Станислав надолго не задерживался. Ровно настолько, насколько нужно было, чтобы тряхнуть чиновников, да проверить артели, что приносили в казну князя неплохую прибыль. Ведь что могло случиться в этом медвежьем уголке? Ну, подумаешь, пошалят горячие жемайтские парни, да пограбят пограничье Ливонского ордена. Или рыцари в отместку нанесут "визит вежливости". Обычное дело! Главное в старостве было всё спокойно. Дороги содержались во вполне проходимом состоянии, разбойников вылавливали довольно быстро, так что купцы редко когда жаловались. Доход с приморских Паланги и Швянтойи потихоньку рос. Так зачем задерживаться тут надолго, в то время как в Вильно и при дворе шла большая игра, в которой представители больших родов так и норовили оттеснить Кезгайлов в сторону. В конце-то концов, не дело княжескому роду Кезгайлов повторять участь другого литовского княжеского рода - Гедройцев, который уже ныне не играл той роли в политической раскладке сил государства, какую имел ещё при прошлом великом князе. Хотя Матеуш Гедройц по праву мог считаться его другом. Ведь недаром именно Станислав стал поверенным его любви к княгине Анне Крошинской, ныне ставшей женой Гедройца.

Вот и сейчас, прибыв в Варняй, он собирался посетить их уютное гнёздышко, отдохнуть да славно поохотиться, однако все его планы сломало известие, доставленное срочным гонцом с побережья. Прочитав его, князь с хрустом сжал кулак, смяв само послание. Написанное не укладывалось в его голове. Флот московитов напал на Палангу. Флот! Откуда у московитов взялся флот? Мало того, что они отобрали у княжества Смоленск, так они ещё и на его побережье замахнулись. Господи, Исусе, а ведь туда вскоре должны прибыть деньги за его янтарь. Кляты московиты, как же не вовремя они появились.

К чести своей, князь раздумывал недолго. Уже к обеду было объявлено о сборе шляхты. Жемайты ещё не были развращены польскими вольностями, а потому уже на следующий день староста во главе приличного отряда выдвинулся в сторону Паланги. Основу небольшого войска составляли дружины его и Матеуша Гедройца, который так же вышел с ним в поход.

Конная армия шла со всей всевозможной скоростью, но всё равно опоздала. Когда перед взором князя предстали пылающие остатки Паланги, лицо его буквально позеленело от злости. Дева Мария, ведь им не хватило совсем чуть-чуть! Клятые московиты не просто сожгли местечко в его владениях, они умудрились ограбить его самого! Ещё в Кретинге он от сумевших спастись жителей Паланги выяснил, что судно из Гданьска успело прибыть, и было захвачено вместе с остальными судами этими лесными варварами. И это был страшный удар. Удар, как по его финансам, так и по его престижу.

Князь в бешенстве рубил дорогой саблей придорожные кусты, а его слуги в страхе стояли поодаль, боясь обратить княжеский гнев на себя. Гедройц, подъехавший было успокоить друга, лишь молча поглядел на его сражение и отъехал в сторону, буркнув:

- Пусть рубит, глядишь, быстрее успокоится.

А ведь он ещё в первый день хотел поделиться радостной вестью, что родственники жены поспособствовали его дальнейшей карьере и он в скором времени собирался отбыть в Краков, к королевскому двору. Но теперь чувствовал, что такой вестью он с другом поделится не скоро. И он хорошо понимал его состояние. О янтарном промысле Станислава он знал, да что там, он сам участвовал в подобном и тоже понёс потери от налёта. Но Кезгайло был, кроме всего, жемайтским старостой и ему ещё предстояло отвечать за разорение подведомственных земель перед великокняжеской комиссией. Война - войной, но московские войска ещё ни разу не забирались так далеко. И подобным промахом вполне могли воспользоваться многочисленные противники Кезгайлов.