Дмитрий Родин - Князь Барбашев

А низкий уровень серотонина (умное слово и не вспомнилось, лишь следствие его в голове засело), вызванный перманентным потреблением спорыньи, чреват не только повышенной агрессивностью (вспомним любимую русскую забаву стенка на стенку), но и склонностью к алкоголизму.

И уж совсем не стоит упоминания, что спорынья, если в малых количествах принимать, - лёгкий галлюциноген.

Может оттого-то и множились на Руси разные кликуши, да сектанты. Ведь белый хлеб был редким угощением, зато все, от крестьянина до царя, с удовольствием ели ржаные караваи. И посмеивались над заезжими "немцами", когда те не могли переварить тяжёлого кислого русского хлеба.

И даже священники не брезговали ржаным кусом. Хотя в православии, например, специально было оговорено в Церковном Уставе, что на изготовление церковных просфор идёт мука исключительно пшеничная, а нарушающий этот порядок священник "зело тяжко согрешает и извержению попадёт" (видать догадывались о чём-то святоши, недаром монахи были единственным сословием не подверженным эпидемии эрготизма за все века).

Зато понятно стало, с точки зрения атеиста, конечно, как святым отцам виденья приходили! А чего, полопал свежего хлебушка с природным галлюциногенчиком и всё, успевай только записывать. Понятно, что истово верующие на такую хулу изобидятся, но он-то помнил, какой приход ловили курнувшие тайком дури товарищи, и какие сказки после него рассказывали. Стивен Кинг с его бурной фантазией отдыхает и нервно курит в сторонке.

Единственные, кто на Руси использовал спорынью по назначению, были ведуньи. Вот они точно знали, что лучший материал для аборта получается именно из неё. И собирали чёрные рожки на полях, чтобы потом вытравливать плоды греховной любви у гульнувших на стороне хозяюшек да девиц.

А ведь в той же Европе уже стали потихоньку догадываться, что спорынья вредна. И уже в конце шестнадцатого века Шекспир напишет, как само собой разумеющееся: "Будто спорынья на ржи, Сгубил он брата". Увы, но Руси для подобного понадобиться ещё четыреста лет.

Сам Андрей про вред спорыньи ведал ещё из той жизни, сказывалось-таки колхозное детство и дедушкины рассказы. Оттого-то, попав в это время и увидав на колосьях знакомые наросты, от чёрного хлеба он постарался отказаться, а то мало ли что. Но как это сделать в стране, которая только чёрным хлебом и питалась? Нет, первые года спасало житьё в монастыре, где хлеб пекли хоть и квасной, но всё же пшеничный (Устав он на то и Устав). А на пшенице спорынья всё же хуже, чем на ржи процветает. Но вот получив в свои руки вотчину, задумался. В его прошлом/будущем со спорыньёй боролись агротехническими методами, но что это были за методы, парень помнил плохо. Да, вечерами дед часто рассказывал о хитростях работы на земле, когда ещё надеялся, что внук станет агрономом, но Андрей тогда слушал в пол уха, а мыслями витал совсем в других далях. Да и когда это было-то? Однако ничего другого, кроме как вспоминать ему не оставалось. Ведь родиться заново и умереть от того, что обожрался хлеба со спорыньёй, было и глупо и обидно.

Вот он два года жизни в монастыре и вспоминал, восстанавливая по крупицам те азы, что слышал или читал. Набралось достаточно, исписал несколько листов, но всё же полной уверенности, что вспомнил всё до конца, у него не было. Однако и то что вспомнилось было по нынешним временам прорывом.

Впрочем, для себя любимого решение было найдено давно и было оно простым и незатейливым, подсказанным когда-то знатоками из любимой с детства передачи "Что? Где? Когда?". В одной из программ им был задан вопрос о том, почему монахи не подвергались эпидемиям эрготизма. По какой-то причине и вопрос, и ответ на него отложился в памяти у Андрея, и вот теперь всплыл, облегчая ему жизнь. Оказывается, ядовитые свойства алкалоидов со временем постоянно снижаются и полностью исчезают через 2-3 года. Вот оттого-то монахи и не болели, что в монастырях, как правило, были огромные запасы хлеба, лежавшие годами, и за это время спорынья теряла свою ядовитость.

Так что просторные амбары и длительное хранение позволяли княжичу выйти из щекотливого вопроса с честью. Но решение это было половинчатым. Для крестьян нужно было придумать что-то иное, такое, чтобы спорынья исчезла с их полей, а они не горевали по этому поводу. Потому как перебороть поверья он даже и не надеялся. Этого весь церковный аппарат за тысячелетия сделать не смог.

Зато вовремя вспомнил про такую нужную вещь, как протравливание семян. Конечно, в его прошлом\будущем для этого использовали самые разные химические соединения (сам, помниться, в марганцовке семена выдерживал), но в нынешней ситуации под рукой был только простейший солевой раствор. Ну да на безрыбье и рак, как говориться, щука, а солевой раствор и в будущем давал неплохой результат, а уж теперь, когда сравнивать некому и несчем, и подавно мог стать сверхэффективным средством.

Но не только сельское хозяйство требовало хозяйского догляда. Были в вотчине и другие не менее важные дела.

К примеру, кирпичное производство.

Ну да, глина-то в округе водилась, и было её много, но была она, увы, не гончарной. Поначалу Андрей этим известием сильно огорчился, но потом подумал и решил, что кирпич и черепица тоже неплохое подспорье. И слава богу, что хоть с этим на Руси проблем не было. Ещё Иван III Васильевич, недовольный тем, что каменные строения, возводимые его мастерами, рушатся едва поставлены, завёз умельцев из солнечной Италии. Они-то и привезли с собой технологию изготовления надёжного кирпича, из которого отныне и стали строить на Руси и храмы, и дома, и крепости. Конечно, найм мастера обошёлся ему отнюдь не дёшево, но имея под ногами огромные залежи пригодного сырья глупо не постараться взять с этого хоть какую-то выгоду.

К тому же, ещё в той, прошлой жизни у себя на даче Андрей столкнулся с проблемой, что выходить на улицу и "минировать" окрестности не самый лучший вариант, особенно по зиме. Тогда, обложившись журналами, облазив кучу различных форумов и поднабравшись новых знаний, он соорудил себе простейшую канализацию, когда от унитаза в доме прокладывались трубы до самой выгребной ямы, из которой всё скопленное потом вывозилось ассенизатором.

Правда, использовались там нормальные, полипропиленовые трубы, купленные в магазине сантехники, но сама-то технология укладки в памяти осталась. Там вся хитрость заключалась в том, чтобы избежать сильного перепада. Согласно выкладкам, самым оптимальным был уклон 2 сантиметра на каждый метр длины трубы. Уменьшение его вело к застаиванию воды в трубе, а увеличение, вопреки мнению, что всё быстрее и лучше будет убегать, приводило к тому, что жидкая фракция опережала твёрдую, и последняя при этом оставалась в трубе и не смывалась, что, как следствие, приводило к засору.