Михаил Булыух - Крестопереносец

Он так крепко сжал кулаки, что плашка рассыпалась пылью, а на Кресте навечно остались вмятины. Тело Полбу выгнулось дугой, он, не в силах сдерживать переполняющий восторг, заорал. Рухнул на колени и истово, как умеют лишь глубоко верующие люди, закрестился. Путая православное крестное знамение и католическое. Между крестом и крестоносцем пространство заискрилось, искривилось и исчезло. Они слились, прошли сквозь друг друга, дополнили себя, и вечная связь была установлена.

— Вот это да… — выдохнул Пендаль. — Ничего себе!!! Ваша милость… Вы как? Живой? Может водички? Или… Чего покрепче?

— И я, пожалуй, разговеюсь… — батюшка выхватил у корзинщика оплетенную бутыль и смачно приложился. После этого на донышке осталась всего пара глотков. Он с сожалением потряс посудину и сунул в руки рыцарю. — На. Глотни, во славу Господа. Не иначе, угоден ему… Не ожидал я таких спецэффектов.

Крестоносец меланхолично, на полном автоматизме, выхлебал вино, не прекращая ласково поглаживать Крест и что-то бормотать.

— Эй? Ты тут не тронулся окончательно? — Ставросий обеспокоенно глядел на Константина. — Не перегорел? Нам только блаженного героя еще не хватало… Мало того, что дурак неграмотный, так еще и юродивый… Падучая не накроет?

Рыцарь сидел, полностью погруженный в себя, слепо уставившись в пространство.

— БОРОМИ-И-И-И-ИР! Это что за умение такое было, а? Ты где взял??? Тотем шаманский — ничто по сравнению с силой Креста Господня! Но такое… Ух! Если запорол мне подвижника, да я тебя…

— Да выбил с великого волхва Перуна, давно уже, лет сорок назад… Случайно наткнулся на него со своей ватагой… Из всех ребят только трое и остались… С тех пор и лежит.

— И чего сам не использовал?

— Так ведь, непрофильное оно! А у меня лимит умений порезан. Я же ведь не настоящий игрок уже. Да и зачем на моем-то левеле? Это вот такому нубу в масть. А там гляди, раскачает умелку…

— Ты мне еще тут карты бесовские повспоминай. А ну, живо, отмаливать грех! Тридцать раз читай «Живые помощи». Живо, я сказал!

Пока Боромир исполнял епитимью, Ставросий приводил в чувства Константина.

Минут через пятнадцать рыцаря отпустило. Ставросий с интересом расспрашивал Полбу о произошедшем, тот нехотя отвечал рубленными короткими фразами. По его словам, дозволили ему увидеть Рай. Издали, одним глазком, но… Это был именно Рай. Несомненно.

Однако, подробностей об архитектуре, плотности населения и фауне Рая, Константин сообщить не смог. Никаких четких воспоминаний. Лишь зыбкое ощущение благодати, как при пробуждении после доброго приятного сна в далеком безмятежном детстве.

Уже успевший сбегать к колодцу Пажопье, цедил «Изабеллу», прикидывая, возможно ли наладить торгово-денежные отношения с обитателями Рая. Ну, если его господин протопчет туда постоянную тропинку. Организовать поставки корзинок и вина… А оттуда, бартером — нимбы и арфы… А, это же православный Рай… Ну значит — гусли. А что? Почему нет? С этого чудика станется. Вон как ему фартит. Может и дается все так легко, что ничего не нужно? Хм, стоит проверить…

— Дело к ночи, — сказал Боромир. — День был долог и труден. Сейчас еще облачение тебе по фигуре подгонять… Отужинаем, поспим часика четыре, а как светать начнет — провожу к норе.

— Нет! — Константин упруго поднялся, будто и не сидел до того безвольной куклой. — Нужно спешить. Княжна в опасности! Горе и позор тому рыцарю, что не убережет даму сердца своего!

— Тут ты прав… Спешить нужно. Но так, чтобы Крота не насмешить. Ночью он, как и вся нечисть, в силе. Да и, поев, вы много сильнее станете. И отдохнув — тоже. Ведь мало ли чего повстречаться может.

— Нет! Нас поведет Господь! Вера моя крепка и…

— Он прав, — внезапно сказал Ставросий. — Ночи нынче все опасней. Помнишь, что мы этой, пережили? А если снова непредвиденный бой?

— Мы сокрушим врагов силой Господа, во имя Его, и во славу прелестной Данунашки!

— Сокрушить то сокрушим, не сомневаюсь. Но устанем. И выйдет — и сами не отдохнем, и быстрее цели не достигнем. До утра не так долго, рыцарь. Вижу, дух твой — крепче стали, но еда и отдых укрепят тело. Да и в темноте мы медленно идти будем. Утром свет Божий наш путь озарит. И в результате — спасем девушку гораздо быстрее.

— Ну, ладно. Раз быстрее — тогда согласен. Но с первыми лучами — выходим. А я за ночь и с крестом, и с новыми умениями освоюсь… Барон, приказывайте подавать на стол.

Пендаль в своем уголке сделал кулачком «Йе-е-ес!» и в очередной раз глотнул из волшебной фляги.

…

Постоянная боль. Тоска. Не светлая печаль, а злое, грызущее сердце, рвущее душу понимание собственной беспомощности.

Сознание княжны повредилось. Она стала забывать себя. Себя ту, которой была еще несколько часов назад. Паучки, проникшие в тело, отложили яйца, те неимоверно быстро развились в новых тварей и пожирали ее изнутри.

Плесень, живущая на потолке и стенах, тоже не осталась в стороне. Скользкая гадость роняла похожие на гной капли. Капли пускали корни и разрастались на коже, шелушась отвратительными струпьями.

Паутина, оплетшая Данунашку, не давала не только пошевелиться, но и вздохнуть. Даже сердце билось с трудом, настолько плотным был кокон. Но белесые трупные черви, вытянувшись в нитку, все равно находили под ней достаточно места чтобы вгрызться в некогда безупречное тело…

А еще тягуче-скрипучий голос Разложеня. Искушающий, предлагающий исцеление и прекращение пытки лишь за отказ от судьбы.

Третья жертва уже давно была принесена. Память. Оставалось лишь две. Судьба и Любовь. Она уже совсем не помнила, кем была. Но еще осознавала свое Я. И его связь с кем-то другим.

Один из червей проник в межпозвоночную сумку, радостно нащупал спинной мозг и приступил к трапезе.

Боль стала нестерпимой. И четвертая жертва была принесена. Сознание Данунашки мигнуло, и разлетелось миллионом осколков.

Неизвестно кто все еще страдал. Или страдала… Страдало… Оно уже не знало, за что, почему, как давно и надолго ли. Оно вообще не думало. Не мыслило.

Оно только содрогалось от все новых и новых приступов боли, впитывая тягучие слова, обещающие избавления от мук. И в придачу неимоверную силу.

Оно беззвучно кричало, просило о помощи, молило о жалости, и наступил миг, когда, не сдержавшись, поклялось в верности.

— Вот Пещера Индрика-Зверя. Индрика давным-давно нету, сгинул неизвестно где и не пойми куда. Но пещера его — вот. Бесконечная. Я, по крайней мере, всю ее так и не облазил. Там такие лабиринты, что стоит зайти поглубже — навряд ли выйдешь.

Отряд в сопровождении Боромира стоял у крепкой дубовой двери, подпертой двумя огромными бревнами. И тяжеленым камнем, больше похожим на маленькую скалу.