Виктор Дьяков - Разница в возрасте

— Через два часа и десять минут, — местный капитан высчитал время по своим часам.

— Отлично, пообедать успею, — удовлетворённо потянулся Рогожин, разминая затёкшие от долгого сидения в кабине тягача суставы.

— Обожди чуток, у нас минут через сорок обед поспеет.

Рогожин с интересом взглянул на капитана, чем-то родным, знакомым с детства, тверским повеяло от этого «поспеет». Имелось бы время, он, конечно, разговорился с этим недавно прибывшим по замене офицером, может земляк…

— Да нет, спасибо… Я как женился, солдатской пищи в рот не беру. Не могу, изжога. В селе же столовая есть, я лучше туда схожу…

Он шёл тем же путём, что и шесть лет назад от шлагбаума на КПП, мимо совхозных скотных дворов. Сейчас, во влажной октябрьской хмари, раскинувшееся вдоль берега село не смотрелось столь красочно как тогда, безоблачным июньским днём. Казалось, что всё здесь постарело, краски полиняли, строения подсели. Даже запах показался другим. Владимир помнил, как он удивлялся, что в Захарово почти не пахло деревней, даже вблизи скотных дворов. Сейчас от здешних коровников исходил хорошо ему знакомый запах навоза, прелой соломы, коровьей мочи. Степь, тополя вдоль шоссе, ведущего в город, деревья и прочая растительность возле домов и в огородах были сплошь жёлтыми, но в то же время какими-то бледными, по сравнению с сочными осенними красками его родных мест — эту осень язык никак не поворачивался именовать золотой.

Уже в селе Владимир отметил, что его первоначальные ощущения оказались верными — за шесть лет Захарово заметно «осунулось». Заглянул в магазин — на полках хлеб, консервы из минтая и пыльные трёхлитровые банки с яблочным соком. Того относительного изобилия шестилетней давности, когда здесь же без ограничения можно было покупать колбасу и масло, на полках стояли дефицитные в других местах консервы печени трески, тушёнки и даже сгущённого молока, а в кондитерском отделе рядом с отвратительными алма-атинскими конфетами можно было увидеть и куда более качественные карагандинские и томские… Сейчас ничего этого не оказалось и в помине.

«И здесь всё подогнали под общую гребёнку, кончилась лафа», — констатировал увиденное Владимир, но удовлетворения не испытал, напротив, стало обидно, что и этот оазис достатка захирел. Проходя мимо переулка, ведущего к паромной пристани, он не мог не вспомнить тот июньский вечер… Но ничего не защемило у него в груди, ведь за шесть лет случилось столько всего, что вечер, так долго будораживший потом разум и чувства, ушёл, отодвинулся и сейчас воспринимался им сквозь толщу пережитого. Заморосил дождь и Владимир припустил бегом, что было делом нелёгким, так как в руке он нёс увесистый чемодан — жена всегда, даже в кратковременные командировки снаряжала его «по полной программе».

Народу в столовой находилось немного. Владимир встал в очередь из трёх человек. Крайний, слегка пьяненький мужичонка механизаторской внешности, попытался завязать разговор с «кэпом», но Владимир уклонился. Он устал от напряжённого марша по горным дорогам. Сейчас хотелось скорее добраться до аэропорта, купить билет на завтрашний утренний рейс и заснуть, если повезёт, в аэропортовской гостинице, а если нет, то прямо в зале ожидания на скамейке.

Время наплыва посетителей, видимо, миновало и на кассе, и на раздаче управлялась одна средних лет женщина. Правда, в некотором отдалении от стойки, там, где размещались котлы и электроплиты, находилась ещё одна работница столовой. Она стояла спиной к залу и мыла бидоны из-под молока. Что-то знакомое в её большой, обтянутой синим сатиновым халатом, фигуре Владимир уловил сразу. Вымыв очередной бидон, она обернулась… Это была Катя, и в то же время вроде бы и не совсем она. Шесть лет назад она тоже казалась крупной, но в то же время удивительно грациозной, с плавными жестами, округло-мягкой… Сейчас это была мощная, кряжистая молодая женщина «стахановского типа». Бросалось в глаза, как сильно она раздалась, прежде всего в плечах и спине, так что сзади… Нет, на мужика она не походила, но на спортсменку, толкательницу ядра или метательницу диска, вполне. Нежные мягкие движения сменились уверенными, резкими, сильными. Она как пушинки поднимала порожние сорокалитровые бидоны, переворачивала их и укладывала на специальные стеллажи для сушки.

Человек в форме, стоящий в очереди, не мог не привлечь её внимания: не прерывая работы, она задержала на нём свой взгляд… Она подошла к нему, когда он съел примерно половину первого блюда, наваристого тёмно-красного борща, щедро забелённого сметаной.

— Приятного аппетита… Мы, кажется знакомы? — Катя улыбалась, но её глаза уже не излучали былой радости, доброжелательности.

— Спасибо. Присаживайтесь Катя, — Владимир ощущал некоторую неловкость, он никак не ожидал, что она вот так, запросто явится к нему за стол. Немногочисленные посетители столовой с интересом посматривали на них. Катя же держалась раскованно, даже с некоторым вызовом — она сильно изменилась не только внешне.

— Что-то долго вы у нас не появлялись, — Катя говорила спокойно и громко, не таясь.

— Да, так вот вышло… Я ведь далеко служу, сюда только в командировки приезжаю, — Владимиру было неудобно и есть, и разговаривать, к тому же он почему-то испытывал чувство необъяснимой вины.

Катя уловила его состояние и попыталась помочь:

— Володя, вы не стесняйтесь, ешьте, у нас тут хорошо готовят.

Владимир, словно находя в еде некий выход из неловкой для него ситуации, вновь принялся за борщ… Он очень хотел её спросить… но не решался, ведь судя по всему мечты Кати шестилетней давности не осуществились.

— Как ваши дела?… Гляжу, у вас две звёздочки прибавились… поздравляю.

— Угу… Спасибо, — поблагодарил, проглатывая очередную ложку Владимир. — Хотя поздравлять меня особо не с чем. Это всё ерунда, вышел срок, присвоили звание, — он покосился на свои погоны и пренебрежительно махнул рукой. — Где сидел там и сижу, капитан на капитанской долж— ности, в академию не пускают, — он, прочувствовав ситуацию, специально не скрывал свои проблемы, чтобы Кате было не так неприятно поведать о своих неудачах, в чём он не сомневался.

— Вы, наверное, уже женаты? — по тому, как она слегка побледнела, можно было предположить, что это сейчас самый важный для неё вопрос, но Владимир, уткнувшись в тарелку, этого не заметил и ответил довольно буднично:

— Да, уже четвёртый год, сыну два года.

Катя на мгновение напряглась, замерла… и заговорила с нарочитой весёлостью:

— А я уже и замуж успела сходить и развестись, и тоже сына родила, — она безразлично рассмеялась, не обращая внимания на жующих за соседними столами. Владимир чувствовал фальшь, но спросить, что же с ней такое приключилось, почему она оказалась посудомойкой в столовой, не решался. Он то и дело озирался, стесняясь громкоголосия собеседницы. Когда, доев борщ, он стал прятать глаза уже в гуляш, она сама напомнила ему об их единственном свидании: