Игорь Колесник - Сетевые игры

— Убей ее! — благородный голос перешел на визг.

Мрачный монах исчез и тут же появился за спиной у девушки. Он перетек из одного места в другое, как большая капля, фиолетовой ртути. Секунда и худые руки, с кривыми длинными ногтями, погрузились в кудрявую голову. Послышался железный скрип. Тело задрожало, как будто Голди, посадили на электрический стул. Глаза закатились. Зубы оскалились. Ее начало трясти, как отбойный молоток. Торквемада поднял ее над землей. Пальцы ног, тщетно попытались зацепиться за мостовую. Ступни начали перебирать по воздуху, будто ища велосипедные педали. Голди, дернулась еще пару раз и все. Тело обмякло и повисло у монаха на вытянутых руках. Он подержал ее, еще несколько секунд и бросил на мостовую как мешок с картошкой.

Смерть в Ультре, смерть в реале. Все взаимосвязано.

Асус, брезгливо посмотрел на скорченное, полуголое тело. Ни капли крови на желтых булыжниках. Чистое убийство. К тому же, через пол часа оно исчезнет и ни каких следов. А с другой стороны, нервы ни к черту. Надо было допросить девчонку. Сейчас поздно. Она уже ни чего не расскажет.

— Слушай меня Торквемада. Как только появится Карабасофф, задержи его любым способом. В противном случае ответишь своей жизнью. Я думаю тебе все понятно — Асус вложил в эту фразу всю жажду убивать, накопленную за этот день.

Монах весь сжался, словно хотел стать не заметным, как новый, хитрый вирус и часто, быстро закивал. Маленькие глазки начали беспорядочно моргать. Морщинистые, черепашьи веки задергались. Программа, оказывается, тоже боится смерти. Ой, как боится. Так, где же провести грань между компьютерной жизнью и реальной?

Властелин Ультры, ехидно посмотрел на слугу, и усмехнулся. Все так просто, все просчитывается. Хоть в реале, хоть здесь в космосе нулей и единиц. Все хотят жить. Везде правит страх смерти, жадность и секс. Как просто управлять этими нулями и единичками, когда знаешь механику. Асус, потрепал коня по гриве и растворился в воздухе, как кусочек сахара в кружке с кофе.

Просыпаюсь по кускам. Реальность собирается, причудливой мозаикой. Складываю пазлы сознания, со скрипом. Они составляются, с титаническим трудом. Этот кусочек не подходит. Этот, тоже не туда. Где я? … Кто я? Память поднимается тяжелым болотным пузырем.

Так, надо просто напрячься. Мобилизовать, всю силу воли. Тело болит и каруселит.

Свинцовая тяжесть, пульсирует в затылке. Веки открываются с трудом, как мокрые, бархатные шторы. Свет, режет глаза, желтой, яркой бритвой. Лампочка под потолком светит, милицейским фонариком, раздирая зрачки. Потолок в незнакомых клеточках. Совсем не потолок. Эй? что это надо мной? Ромбики, какие то.

Так, значит погуляли. У какой то бабенки завис. Правый локоть уперся в стенку. Левым пытаюсь нащупать теплое, женское тело. Рука падает и ударяется об пол. Резко сажусь. В нос бьет запах спортзала. Так еще пахнет казарма. Портянками, потом, мочой, немытым телом. Ядреный аромат, мгновенно приводит в сознание. Протираю кулаками глаза. Резкость постепенно фокусируется, начинают проступать отдельные предметы.

Нахожусь в небольшом, мрачном помещении. Двух ярусные кровати. Приблизительно штук двадцать. Серые, обшарпанные стены. На них какие то люди. Все спят. Запах вонючих носков, бьет в нос копытом. Маленькое окно с решеткой намордником. Стены покрашены синей краской, сначала показалось, что они серые. Бетонный пол. Ох. На спину плеснули ведро ледяной воды. Резко пришло осознание, где нахожусь. Тюрьма! Вот блин влип. Как говорится, от тюрьмы да от сумы…

Живем то мы в такой стране, где половина народу пересидело. Что бы выжить, приходится закон иногда нарушать. Мысли конечно, проскакивали, что можно здесь оказаться. Но не так же быстро. «Ой, мамочка, роди меня обратно!»— мелькает, в сдавленной ужасом голове. Оглядываю камеру дальше.

Рядом с железной дверью, унитаз, едва завешанный грязной тряпицей. Около него на корточках, сгорбленная фигурка. Вроде молодой парнишка. Худые плечи подрагивают. Замерз, чоли? Наголо стриженый затылок, торчит почти между колен.

— Эй — ноль внимания — эй слышь — пытаюсь привлечь внимание сиротинушки. Голова медленно поднимается. На меня смотрит заплаканная мордаха, щуплого, рыжего пацана. Глаза еще не высохли от слез.

— Это, я где? — спрашиваю шепотом. Он, моргая, некоторое время непонимающе смотрит на меня.

— В камере, где же еще — малец со страхом шмыгает носом. В голове сама собой возникает о нем информация.

Звать, Артем. Привыкли кликать Тёмой. 20 лет. Учится на 3 курсе политехнического института. Отделение информатики. Программист значит. Сюда попал, за воровство. Спер в магазине жесткий диск. Цена 3 тысячи рублей.

— Что плачешь, Тёма, обидел кто? — стараюсь улыбнутся, как можно более приязненно. По его лицу, как по экрану испорченного телевизора, пробегает гамма чувств. Наконец то канал найден, по нему транслируется яркое удивление.

— А вы откуда знаете, меня? Вроде не встречались — брови недоуменно, взлетают домиком — Дяденька, как вас зовут?

— Да я в политехе работаю, на кафедре химии. Лаборантом. Звать Гоша — брякаю первое, что приходит в голову. Ну не буду же гнать, про Ультру и свои необыкновенные способности — Чего на полу сидишь? Холодно. К тому же около унитаза. Не эстетично. Вставай, иди сюда — хлопаю ладонью рядом с собой по синему, пыльному одеялу.

— Извините дяденька, мне нельзя. Хрящ, сказал, что мое место, навсегда у параши.

— Да, какой я тебе дяденька, лет на 10 всего старше. Хм, Гоша, меня звать. — Я подал ему руку. Тёма, с опаской поднялся на ноги. Крадучись подошел и осторожно присел на краешек кровати, будто я был не человек, а африканский крокодил. Боится. Стеснительно и неуклюже протянул ладонь. Она влажная, дрожит. Напомнила засыпающую, речную рыбу. Рукопожатие слабое. Совсем парнишка пал духом.

— Вот и познакомились. Кстати не понял. Почему там твое место? Всю жизнь у толчка проведешь? Да и кто такой, Хрящ?

— Хрящ, главный здесь. Он кушал, а я писать пошел и меня побили. Головой в унитаз окунули — Плечи Темы, затряслись. Фиолетовая футболка в соляных разводах, подчеркнула выпирающие лопатки, как крылья у птеродактиля. Грязный и зачуханный. Да и запах от него какой то, как от кошачьей еды. Тема опять склонился к коленям, обхватив маленькую, стриженную голову. Беззвучные рыдания, стали сотрясать, скелетистое тело — Он сказал, я всегда теперь здесь буду. Они меня били.

Почему то становится жалко, это существо. Определенное стечение обстоятельств и любой может оказаться на его месте. Может даже, я. Смотрю на сгорбленную фигурку. Рядом сидит человек. Его обидели, ему надо помочь. Да запросто.