Ли В.Б. - Я меняю мир

- Как же у тебя получилось, Сергей? Ведь мы уже обращались ко всем, сюда тоже, везде с нас требовали сумасшедшую плату или вообще отказывали. А тут первый год вообще бесплатно, а потом гораздо меньше, чем платят другие!

- Мир не без добрых людей, Виктор. Нужно только найти их и правильно объяснить...

Пообещал ему еще несколько новых песен, без всякого гонорара, пусть встают на ноги. Оставил не чуящего ног от счастья музыканта, сам поехал по своим делам, чувствуя себя добрым волшебником, раздающим нуждающимся подарки судьбы. Позже группа Тайфун вышла из неизвестности. Ее песни стали популярны среди широкого круга меломанов, звучали на радио, несколько раз показывали их клипы на телевидении. Мне было приятно сознавать, что помог им в начале их пути к творческому Олимпу, а дальше действительно талантливые ребята вместе с Катей добились успеха уже сами.

В таком благодушном настрое неожиданно для меня тревожным набатом прозвучал крик о помощи. Случилось во сне, спал спокойно, к моему боку приткнулась Алена, тихо посапывая. Казалось ничто не предвещало беды, как откуда-то издалека донеся женский крик: - Сережа, спаси своего сына!

Крик оказался ясным и громким, как наяву. Проснулся, не понимая, откуда он, что же означает. В беспокойстве встал, прошел в комнату Наташи, включил ночную лампу и склонился над сыном. Он спал в манежке спокойно, раскинув руки, никакой тревоги от него не чувствовал. Тут проснулась Таня, увидела меня, спросила сонным голосом: - Ты, что, Сережа?

- Спи, Таня, все хорошо. Просто посмотрел детей.

Подруга успокоенно улыбнулась и вновь заснула. Я же вышел на кухню, здесь долго сидел, раздумывая, что же произошло. В том, что мне почудилось или нет, сомнения не было, слишком четким слышал зов. Первая мысль о Сереже, не оправдалась, слава богу. Но о каком еще сыне может быть, когда все дети при мне - как родившиеся, так еще в утробе матери. Другие девушки, с которыми я имел связи, о беременности не заявляли, та же Люба или Катя. Так ничего и не надумав, отправился в постель, прижал к себе теплую Алену и заснул. Днем беспокойство об услышанном вновь охватило меня, мысль о зове не уходила из головы. Ночью вновь услышал тот же зов, а голос мне показался смутно знакомым: - Сережа, забери сына, я умираю!

Так же во сне пытаюсь докричаться до зовущей: - Кто ты, какой сын?

- Чернушка, сын Сережа ...

Все равно непонятно, кто эта Чернушка, продолжаю: - Где ты?

- Деревня Кижи, под Тавром. Сережа, торопись, я совсем скоро умру!

Все доносится до меня так же ясно, как и в прошлую ночь, снова просыпаюсь. Вокруг ночная тишина, все спят, дома покой, а у меня в душе буря - страх за того, кого я не знаю, но близкого мне. Вспоминаю услышанные последние слова. Ни Чернушка, ни какие-то Кижи мне ничего не говорят, но все равно душа болит, кричит - надо ехать!

Уже под утро, ворочаясь без сна, я вспомнил Чернушку - худенькую девушку на год старше меня. Она училась со мной на первом курсе вечернего отделения. Звали ее так из-за густой смуглости, говорили, что отец у нее молдаванин или цыган. Жила с матерью вдвоем, отца не знала и не видела. В прошлом году после школы поступала сюда же, не хватило баллов. Домой не поехала, осталась жить у тетки, двоюродной сестры матери. Устроилась на работу на табачную фабрику, записалась на подготовительное отделение университета и вечерами после работы училась. На второй год все же поступила, на вечернее отделение, как и я, только в параллельной группе. Я тогда не обратил внимания на тихую девушку с ничем не примечательной внешностью, если не считать ее смуглость.

Пытался вспомнить имя девушки, с большим напряжением всплыло из памяти - Корнева Лида, фамилия у нее по матери. Но все ее называли Чернушкой, она не обижалась и отзывалась на такое прозвище. Вообще казалась тихой и безобидной, а что у нее в душе творилось, никто и не спрашивал. Интерес мужской части она не вызывала, да и сторонилась, была замкнутой, ни с кем не откровенничала. Связь между нами случилась перед Новым годом, когда студенты носились с подарками, поздравляли преподавателей. Занятия практически не проводились, у всех праздное настроение, не до учебы. Я для проформы заглянул в кабинет, где должен по расписанию проходить семинар по матанализу, никого не заметил, уже собрался уходить, когда услышал всхлипывания.

В углу за первой партой сидела, склонившись, Чернушка и плакала. Даже странно стало, все вокруг радуются, смеются, а тут тихоня плачет. Хотел уже повернуться и уйти, не хватало еще разбираться с девичьими слезами, но почему-то подошел к ней и погладил по волосам. Она вскинула голову, наверное, напугалась, увидела меня, сквозь слезы попыталась улыбнуться. Но потом опять уронила голову на парту, продолжая плакать. Спрашиваю девушку:

- Чернушка, что с тобой, что случилось?

А в ответ она только сильней заплакала, а потом, всхлипывая, проговорила:

- С мамой плохо, никого не узнает. Ее уже в больницу положили, в психиатрическую. Телеграмма сегодня пришла к тете.

Глажу ее по волосам, по плечам, пытаюсь ее успокоить:

- Не плачь, может быть, еще выздоровеет. А своими слезами ты ей не поможешь.

- Не знаю, врачи говорят, надежды почти никакой, что она поправится.

Присел рядом, обнял за плечи, мне стало жаль девушку с таким горем. Она положила голову ко мне на грудь, плач ее потихоньку стал затихать, как будто она находила успокоение у меня. Прижал покрепче, стал баюкать, как маленькую девочку, она вообще притихла и закрыла глаза. Так мы сидели минуту - другую, когда неизвестно от чего на меня напало возбуждение. Я видел через приоткрытый ворот платья ее грудь, мне невыносимо захотелось коснуться ее, целовать и мять. Не выдержал, одной рукой продолжал обнимать девушку, а второй принялся расстегивать пуговицы, полностью распахнул ворот и стал гладить грудь поверх бюстгальтера. Девушка затаила дыхание, но нисколько не сопротивлялась. Я поощряемый таким знаком, высвободил грудь, стал поглаживать, а потом целовать ее, возбужденно торчащий сосок.

Горя страстью, из последних проблесков разума оставил девушку, стал подпирать дверь стулом, для верности прислонил еще стол. Почти бегом отправился к неподвижно сидящей с закрытыми глазами девушке, на соседнем столе расстелил свою зимнюю куртку, а потом лихорадочно, едва не обрывая пуговицы, принялся раздевать Чернушку. Она покорно стояла, подняла руки, когда я через голову снял платье, а потом белье. Положил уже голенькую на стол, сам разделся и, позабыв даже надеть презерватив, вошел в тугую плоть, прорывая последнюю девичью защиту. Она вскрикнула, а потом прижала меня к себе и не отпускала, пока я не излился в нее. И тут наваждение покинуло меня, мне стало стыдно, что воспользовался слабостью девушки. Шепнул ей: - Прости, - быстро оделся и ушел, даже сбежал, едва не позабыв куртку.