Ли В.Б. - Я меняю мир

Потом, встречая девушку в коридоре или в аудитории, виновато опускал голову, старался избегать ее. Через месяц ее уже не было, как мне сказали девушки ее группы, уехала домой к матери, той стало совсем плохо. Я старался забыть о происшедшем, совесть укоряла, как будто изнасиловал доверившуюся мне невинную девушку, несмотря на ее покорность моей похоти. Время постепенно стерло из памяти минувшее, до сегодняшнего дня я даже и не вспоминал Чернушку. Вот теперь, через два с половиной года, прежнее напомнило о себе, девушка по неизвестной мне причине умирает, а сын, родившийся от той единственной близости, ждет меня. Опять, как тогда, заныло сердце, чувство вины перед Чернушкой за ее загубленную жизнь, а теперь и перед сыном, оставшемуся без отцовской заботы, разбередило душу.

Наутро после завтрака сказал подругам:

- Мне надо ехать в соседнюю область. На сколько дней - не знаю, оттуда позвоню вам.

Все озадаченными глазами смотрели на меня. Прервала молчание Таня:

- Сережа, что случилось?

- Меня позвали к сыну.

Алена не выдержала, с нетерпением высказалась:

- К какому сыну, кто позвал? Сережа, объясни, пожалуйста, подробно, а то из тебя каждое слово надо тянуть!

Сам понимаю, что вызываю своими ответами только больше вопросов, но мне трудно изъясняться, тяжкий груз вины не дает мне спокойно думать и говорить, все через силу.

- Сын мой, а позвала его мать, она училась со мной на первом курсе. Уже вторую ночь зовет меня, говорит, что умирает, просит забрать сына к себе. Слышу только во сне, наверное, пробивается ко мне по менталу.

Все в молчании застыли, никто не понимает, как такое возможно. Но оно напрямую затрагивает меня, значит, и их, теперь думают, как им и мне поступить. Опять первой высказалась Таня:

- Сережа, если ты считаешь нужным, то езжай. Только, пожалуйста, звони, так нам будет спокойнее.

Пожал благодарно ее руку, в душе уже нет сил говорить, она вся разболелась. Через час я уже выехал со двора, на прощание обнял и поцеловал подруг и детей. Идущее от них тепло и надежда согревали истрадавшееся сердце, я нужен им, как и сыну, которого еще не видел. Ехал по улицам, а потом по ровной трассе осторожно, сдерживал себя от желания вдавить на газ и мчаться скорее туда, где ждут меня, где, казалось, в любой час может случиться непоправимое, а я не могу сказать свое "прости".

На дороге почти не останавливался, только по нужде. Под рукой у меня лежала карта соседней области, где я нашел эту деревню, до нее больше трехсот километров. Трасса до областного центра поддерживалась в неплохом состоянии, добрался до нее быстро, за два часа. Но потом, от центра до районного городка Тавра, меня едва не растрясло, выбоина на выбоине, хотя ехал почти по-черепашьи. А от него до деревни дороги практически не было, голая грунтовка, вся в ухабах и рытвинах. Гадаешь, а как же здесь едут в распутицу! Приехал в Кижи уже после обеда, вымотался дорожными испытаниями, но шел упорно к заветной цели. Адреса Чернушки я не знал, спросил пожилую женщину у первого дома на околице, копошившуюся на огороде. Она с любопытством уставилась на меня, нисколько не скрывая праздный интерес, потом все же ответила, переспрашивая:

- Корнева? Лида? Чай, у нас пол-деревни Корневы! А кто молодых упомнит, хотя их немного осталось.

Уточняю ей: - Ее еще Чернушкой называют, она темненькая.

- А, Матрены дочка, - облегченно произносит женщина, - она на той стороне, третья изба с краю.

- А ты кто ей будешь? - тут же переспросила не страдающая излишней скромностью селянка.

Наверное, в деревне появление нового человека целое событие, будет о чем судачить с соседкой. Отвечаю кратко: - Знакомый, вместе учились, - а затем добавил - Спасибо, мне надо ехать, - и направился к своей Камри, поспешил ретироваться от любопытной старушки.

Проехал всю деревню по единственной улице. Она небольшая, дворов тридцать, выстроившихся вдоль дороги. Нельзя сказать, что захолустная, есть вполне добротные дома, на некоторых вижу тарелки спутниковой антенны. Но большинство неказистые, часть вообще заброшенные, судя по разграбленному их виду, без окон и дверей, снятой дранке на крыше. Проехал мимо магазина, здания поселковой администрации, почты, медпункта, больше очагов цивилизации не заметил, даже школы.

Все ближе подъезжаю к подсказанному дому, сердце стучит, отзываясь в ушах нарастающим гулом. Остановился у самого дома, сидел в машине минуту, пока как-то привел разошедшиеся чувства в порядок. Вышел, огляделся. О доме можно сказать - развалюха. Покосившаяся крыша, рассыпавшиеся без должного ухода стены, некрашеные грязные окна, дверь, висящая на честном слове. Двор зарос травой, видно, что никто не убирается. Такая безрадостная картина добавляет сердцу боли - как же здесь живут нечужие мне люди!

Прохожу во двор, по протоптанной в траве тропинке иду к двери, осторожно открываю ее, готовый к тому, что она вот-вот оторвется. Даже с улицы чувствую несвежий, прогорклый запах, идущий от дверного проема. Вдыхаю глубоко и захожу в дом, сначала в сени, через еще одну дверь не в лучшем состоянии в комнату, разделенную печью на кухню и жилую часть. На постели за печью лежит Чернушка, едва узнаю ее, только по смуглой коже и вороным волосам. Глаза впали, все лицо высохло, тоненькие руки поверх одеяла, одни кости. На полу у кровати сидит малыш, смуглый как мать, только глаза блестят, грызет краюшку сухаря.

Чернушка увидела меня, ее выцветшие глаза заблестели от слез:

- Сережа, ты приехал! - проговорила слабым, едва слышным голосом, а потом обратилась к малышу, при виде меня прижавшемуся к ней: - Сережа, папа твой приехал!

Мальчик после этих слов оторвался от матери, встал на ноги, робко глядя на меня. Видно, что ему хотелось броситься ко мне, но не решался, оглянулся растеряно на мать. Та подбодрила сына: - Сережа, иди к папе, он любит тебя!

Малыш семенил ко мне, все еще несмело улыбаясь: - Папа!

Я шагнул ему навстречу, поднял худенькое тельце и прижал к своей груди. Слезы подступили к глазам от нежности и боли за него, сын же приговаривал: - Папа приехал. Я ждал тебя, очень ждал.

Молчу, комок подступил к горлу, только обнимаю сына, поглаживаю ладонью его темные волосы. Когда смог сказать что-то внятное, выговорил: - Да, я приехал к тебе, Сережа, и маме. Я теперь буду с тобой всегда, сынок!

С ребенком на руках подошел к его матери:

- Здравствуй, Чернушка. Что у тебя?

Она все еще плакала, глядя на нас, а потом сказала, глотая слезы:

- Мне теперь умирать не страшно. Больнее мучил сын, как же он без меня!

А потом ответила на мой вопрос: - Рак у меня, Сережа, лимфосаркома. Я почти не могу вставать, покормить Сережу. Чувствую, что мне остались последние дни.