Василий Криптонов - Вопрос веры

Я посмотрел на Джеронимо, и мне стало не по себе, потому что я во второй раз в жизни увидел его слезы. Он смотрел и смотрел на жалкий росточек, освещенный светом энергосберегающей лампочки, и не мог отвести глаз. Но в глубине души понимал, что уже пришла пора проститься. Где-то далеко, за бетонной стеной, рвал и метал мой эмоциональный двойник. Он жаждал свободы, вожделел утолить голод этими эмоциями.

— Ты ведь для этого сюда шел, — сказал я, и Джеронимо, вздрогнув, посмотрел на меня. — Ты знал, что оставишь ее, знал, что так будет правильно. У тебя останемся мы, останется наша цель. Это ведь гораздо важнее, да?

Услышав про «мы» и «цель», Вероника открыла было рот, но я незаметно показал ей кулак. И свершилось чудо — она промолчала. Даже мой кулак остался невредимым.

Джеронимо вздохнул, отер слезы рукавом и снял горшок с подставки.

— Держи, — сказал он человеку в респираторе. — И если я когда-нибудь вернусь и не увижу тут десяти грядок с петрушкой, моя сестра научит вас удобрять землю собственной кровью. Все понятно?

Человек, приняв горшок, нагнул голову так низко, что это уже напоминало поклон, и побежал по тропинке.

— Эй, — окликнула его Вероника. — А как насчет компенсации?

Человек обернулся, в его глазах явственно светилось непонимание. Вероника развернула мысль:

— Тут же не все такое драгоценное? Сделай шаг навстречу, тебе-то ведь уступили.

Человек на секунду задумался, потом закивал и побежал дальше.

— Спасибо, — сказал Джеронимо.

— Тебе спасибо, что везде представляешь меня как машину для убийства, — отозвалась Вероника.

— Если этот мальчик тебе понравился, с легкостью перепрезентую тебя как секс-машину, которая обожает готовить грибы. — Джеронимо уже приходил в себя. — Хотя, я бы предпочел этого не делать. Мне, право же, куда интереснее смотреть, как вы с Николасом грызете друг другу глотки, чем как ты сжираешь этого бедолагу, будто самка богомола, кстати, вот он.

Человек в респираторе прибежал обратно, таща такой же горшок, но уже не с петрушкой.

— Вот, — выпалил он. — Это — кактус!

В горшке действительно рос маленький круглый аккуратный зеленый колючий шарик.

— Какой именно кактус? — уточнил Джеронимо, скептически оглядывая нового питомца.

— Вот это неизвестно. Книжки про кактусы у нас нет.

Джеронимо хмыкнул, но горшок взял. Придирчиво осмотрел со всех сторон и поставил на место прежнего. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как он крутит горшок и хмурится. И вот лицо Джеронимо осветила улыбка.

— Я буду звать тебя — Недотрога Джим. Тебе нравится? Да конечно нравится! Добро пожаловать на борт, Джимми! Располагайся поудобнее, с нами скучать не придется.

И все мы, включая Черноволосого и человека в респираторе, с облегчением вздохнули. Только Вероника опять закашлялась и просипела, что пора бы отсюда убираться. Никто не возражал. Только Джеронимо вскользь заметил, что ей бы надо поменьше курить.

Остаток отпущенного времени мы потратили на отдых и приведение себя в порядок. Посетили ванны, вновь постирали одежду и не отказались от приготовленного Мышонком грибного чая, и я только надеялся, что Вероника не заметит, какие взгляды «медсестричка» порой бросает на Джеронимо.

Как и в прошлый раз, беседу поддерживали в основном Джеронимо с Аленой. Не знаю, о чем думала молчаливая Вероника. Я же робко прислушивался к непривычной тишине и пустоте внутри себя. Это как попытка задержать дыхание на определенное время. С каждым мигом все тяжелее, и так просто — взять, да и начать дышать. А с другой стороны, понимаешь, что терпеть сможешь еще долго… Сколько смогу терпеть я? Верный ли это путь? Ведь, если не считать случайных вспышек, я так ничего сам и не почувствовал. Вот представлю сейчас, что новые друзья внезапно погибнут… И ничего. Нет, разум, конечно, пытается вызывать к жизни новые эмоции, но я ему не позволяю. Какой смысл творить еще одного голема?

Приподняв голову над болотом размышлений, я вдруг обнаружил, что на меня смотрят все трое: Вероника, Джеронимо и Мышонок.

— А мы тут спорим, — улыбнулся Джеронимо, — почему ты такой грустный и молчаливый. Алена думает, из-за несчастной любви, я считаю — тебя все еще плющит с «джеронима», а Вероника полагает, будто ты просто псих, каких поискать, и лучше в голову к тебе не лезть. Рассудишь?

Я молча указал на Веронику, и в нее полетели два Чупа-Чупса.

— Вот гады! — засмеялась она.

«Кажется, у них все в порядке», — подумал я и спокойно нырнул обратно. Вновь начал перепахивать зловонное болото своего Эго, все острее понимая, что ищу не там и не то…

К тому времени как нас нашел сияющий командир, мы успели еще раз поесть и даже поспать, для чего пришлось-таки вернуться в трехкоечную. Мы с Вероникой проснулись от стука в дверь и радостного крика, что «все готово, можно ехать, без нас не взорвут».

Джеронимо спал.

Вероника смотрела на меня.

— Давай ты.

— Почему это я?

— Потому что вы как-то слишком уж сдружились в последнее время. Считай, что я ревную. Пускай он и на тебе потренируется.

Вероника так смотрела и говорила, что спорить не представлялось возможным. Она принялась натягивать комбинезон, а я, скрепя сердце, подошел к кровати Джеронимо.

— Проснись! Эй! Вставай! Динамит заложили, поезд ждет, пора!

Я тряс Джеронимо за плечо, и он нехотя пробуждался. Открыл один глаз, затем второй. Блуждающий, как у младенца, взгляд остановился на мне.

— С добрым утром, — кивнул я. — Надо вставать, а то…

Он рывком сел на кровати и с неожиданной силой оттолкнул, почти отбросил меня, чтобы впиться взглядом в Веронику.

— Карга! Беспринципный уродливый ком сморщенного от старости сала! Кара моя будет страшной.

Вероника, должно быть, застонала, но со стороны это прозвучало как вой.

— Ну почему, почему опять я? — спросила она, обращаясь сквозь толщу камня и земли — к небесам.

Небеса хранили молчание, а Джеронимо отозвался тут же:

— Потому что мне все равно, какое оружие ты используешь. Я вижу твою гнилую желтозубую натуру с провалившимся носом, как бы ты ее ни прятала. Какая низость! Пытаться подставить Николаса, моего дорогого друга, невинного, как дитя!

Вот под такой непрестанный аккомпанемент мы и закончили сборы. Командир, молча и тактично стоявший все это время в дверях, протянул мне заплечный мешок.

— Сухпаек на неделю. Грибы и чай. Чем можем. Грибы сушеные — штука сытная, не больше пяти за раз — потом распухают и хоть два пальца в рот. Ну и вода еще.

Мешок оттягивал руку, но когда я пристроил его за плечо, не почувствовал никаких неудобств. Такой же мешок командир бросил Веронике. А потом открыл дверь и внес в комнату рюкзак Джеронимо, который тот, кажется, оставил еще в камере, перед судом.