Алексей Рагорин - Ракетчики

— Светик, не плачь, маленькая. Я всё понимаю. Наверно, ты права, с Фёдоровым тебе будет лучше.

Горло перехватило, слов больше нет.

— Знаешь, я на работе рубильник забыл выключить.

Вот и всё. Все непонятки получили подтверждение. Ввязаться бы в бой, но не могу понять: с кем. Холодно, ч-чёрт! Зима в Северодвинске это не фунт изюма. Куда я иду? А куда вообще мне идти?!

Христенко Иван Мартынович был председателем «Русско-российского общества дружбы», консулом СССР в России в Северодвинском консульстве, но это только формальная часть айсберга. Реально приходилось быть специалистом широкого профиля. Сейчас он подклеивал полоски бумаги на окнах — а больше некому, весь штат — четыре человека. Был сильный ветер вчера, выдул через щели, бумага отклеилась. Заходит Игорёк. Этого парня не от мира сего все звали именно Игорёк, хотя, Христенко знал, сам оформлял его приём на работу, Игорьку было уже тридцать пять лет. Игорёк был незаменимым техническим специалистом.

— Иван Мартынович, там один из перспективных кажись дозрел.

— Кто?

— Журавлёв.

— Бегу, только руки помою.

— Показывай.

— Вот запись, а если коротко, то жена уходит к любовнику.

— Наружку — к подъезду, слышь, Петрович! Христенко освежил в памяти данные по Журавлёву. Для полноценной работы с объектом необходимо хорошо владеть темой. Родители, учёба, знакомство и отношения с женой, дети, точнее одна дочь, так-так. Психотип, прогнозы…

— Игорёк, он, скорее всего, сейчас сломается, я на выезд, остаёшься за старшего.

Христенко выскочил на улицу, завёл машину, ругался, пока она грелась, и помчал по ночным заснеженным улицам Северодвинска, чувствуя, что не успевает. К интуиции он прислушивался, это ему не раз помогало. По восьмикилометровой рации связался с Петровичем. (Ага, восьми, еле-еле на 2–3 км берёт, дерьмо китайское.)

— Петрович, как у тебя?

— Вышел, взъерошенный такой, я ему «жучка» на шинель приколол, под пьяного сработал.

— Куда он идёт?

— На набережную.

— Отбой связи, я уже близко.

Христенко повернул к реке.

Недалеко от старой пристани было хорошее место клева. Там рыбаки прорубали полыньи и коротали время с пользой для семейного бюджета. Вчера был сильный ветер, и никто не сидел, проруби замёрзли. Но Журавлёв об этом не подумал. «Вот: мёл снег, вот: небольшая ямка, ага, тут и была прорубь. Чёрт! Топора нет, а она замёрзла! Зачем сдал пистолет в части!? Зачем!? Было бы намного проще! Попробуем проломить лёд ногами. Раз, и-и-раз! Что-то треснуло. То ли лёд, то ли кость.»

— Эй, мужик, это моя ополонка! Отойди. Тут я рыбу ловлю.

«Что ему нужно!? Неудачно как! Обидно, ничего не получается!»

— Скоро полночь, какая рыба? Где ваш топор или ледоруб?

— Мне для тебя и рук хватит.

Неказистый мужичок подошёл совсем близко.

— А вы уже протрезвели, я смотрю?

— Хаа-аа.

Удар в солнечное сплетение Петрович провел безупречно. Присел, взял «брёвнышко» за ноги, взвалил на плечо и понёс к берегу. Тут как раз и подъехал Христенко.

— Клади в мою машину, и садись рядом для контроля. Потом за своей вернёшься. Через минуту Журавлёв вновь обрёл дар речи.

— Куда вы меня везёте?

— В пункт психологической реабилитации.

— Выпустите меня!

— Сиди, не дёргайся, а то реально в дурку сдадим. Будут из тебя овощ выращивать.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем вы мне помешали?

— Тебе правду или чтоб поверил?

— Куда мы едем?

— А куда тебе хочется?

— Не знаю, ещё недавно — на тот свет, а теперь — не знаю. Домой — не могу, на работу — не хочу.

— Пить будешь?

— А, давай!

Молчавший Петрович решил вставить свои три копейки: «Мартыныч, может в «Укулус»? Там работает администратором одна разведёнка…»

— О работе думать надо! А не о х-х… разведёнках! Ладно, «Укулус», так «Укулус».

Это ночное кафе на своём проспекте Ломоносова Журавлёв знал. Пару раз даже заходил. С дочкой ели мороженое.

— Эй, военный, шапку одень, вон на сиденье лежит!

— А? Да, спасибо.

Одна половина помещения кафе была выделена под видеозал, стояло четыре телевизора, и сейчас шёл какой-то американский боевик. Незнакомец повёл его в другую половину. Было сильно накурено, но сейчас это Журавлёва не занимало. Начался отходняк: чуть-чуть морозило, наверно нервное, появилась резкость движений, захотелось с кем-то подраться, ну хоть с тем вредным Петровичем, который его стукнул в живот. Второй ему ничего плохого не делал, неудобно как-то, а Петрович задержался на улице. Зачем?

— Официант!

— Дать меню?

— Нет, давай по-нормальному. Литр водки, только средней какой-нибудь. Сильно дорогую не надо, но и не «палёнку».

— У нас нет «палёнки».

— Ты меня услышал? — взгляд Мартыновича потяжелел.

— Да, я понял, ответил официант просевшим голосом.

— Смотри. Сразу же какую-нибудь быструю закусь. Готовых салатов два-три вида и побольше, колбасы какой-нибудь по-быстрячку нарежьте. А потом давай что-нибудь горячее: плов или картошку с мясом.

— Есть борщ.

— Устроит. На троих.

— Понял.

Ну, что тут сказать? Иван Мартынович оказался мировым мужиком. Говорили весь вечер, да нет, какой вечер, всю ночь. Впрочем, на часы я и не смотрел. На четвёртой рюмке, наверно, я заметил Петровича, который больше молчал. Материализовался он, что ли? В морду бить его уже перехотелось. Он наливал, общался с официантом, расплачивался, отходил поболтать с какой-то тёткой. Хотя, это мне — тётка, а ему, может, и женщина. Ага, ещё он машину вёл, вроде бы. Голова немного болит, но это нормально. Я пить не привык, хотя спирт «для протираний» у нас есть, да и посидели мы вчера сильно.

Мартыныч оказался бывшим военным. Даже сталкивался по службе с парой дальних знакомых. Говорили о бабах, о политике. О футболе не говорили. Вместо него говорили о службе. Он тоже из флотских. Только с Чёрного моря. Теперь он гражданин СССР. Впрочем, почему: «теперь»? У него старый советский красный паспорт. Свежей выдачи, ну так он же до этого бегал с военным билетом. Это я поменял гражданство на российское. Гражданин дружественной страны. А чё, и правда, дружественной. Слышал, они наших детей бесплатно оздоравливают. В Крыму, в других местах. Даже в Артеке. Хороший мужик. Да и Петрович. Хотел морду ему набить. А ведь, он меня спас. Реально. Экая глупость!? Топиться! Как мы с Иван Мартынычем смеялись! Ногами лёд хотел пробить. Дурак! Мороз — двадцать градусов. Там уже сантиметров 10–15 толщина льда. Никак не пробил бы. Ногу сломать мог бы. Пятка, кстати, слегка болит. И сушняк. Воды надо выпить. Ой, вертолётики.

— Уже встал? А чё за стену держишься? Штормит?

— Есть немного.

— Я чай уже закипятил, пойдём на кухню.

— А где это мы?

— Это офис «Русско-российского общества дружбы», при консульстве. Я тут главный. А куда нам было тебя вчера везти?