Александр Казимиров - Забулдыжная жизнь

— Николай Александрович, как вы относитесь к фламандцам? Я хотел сказать — к их школе живописи?

— О, это отдельная тема! Фламандская школа подарила миру не одно поколение блестящих мастеров. Родоначальником ее считается Робер Кампен, однако большую известность получили его последователи, такие как Ян ван Эйк и Рогир ван дер Вейден. Замечательные были ребята, талантливые. С помощью красок они великолепно передавали игру света и тени. Сложно выразить восторг, который вызывают их работы! Это надо видеть! — Максаков прикрыл глаза и воскресил в памяти знаменитые полотна. — Взять Гентский алтарь. Шкаликов, ты слышал о нем? Господи, даже если бы Эйк больше ничего не создал, то все равно бы вошел в историю как автор шедевра! Представь себе складень, достигающий трех с половиной метров в высоту и пяти в ширину. Представил?! Он находится в церкви Святого Иоанна Крестителя. Сейчас художники не те! Старые мастера творили, колдовали с красками.

— Но ведь эпоха Возрождения не уступала по красоте.

— О чем ты, Андрей? Период ренессанса на территории Франции, Германии и Нидерландов выделяют в отдельное направление. Там другой стиль. Он отличался от итальянского тем, что уделял меньше внимания анатомии человека. Акцент делался на традиции готического искусства. Кстати, который час?

— Половина первого, Николай Александрович!

— Сидим, разглагольствуем. У нас работы непочатый край! — Бывший преподаватель художественного училища поднялся и взял потертый саквояж. — Пойдемте, мой юный друг. Нам еще унитаз в тридцать седьмой прочистить надо — люди с утра ждут!

Мастер и его ученик покинули слесарку.

Серафима Глызина проживала с мужем и домработницей, нерасторопной женщиной без возраста, в многокомнатной квартире с высокими потолками и видом на Фонтанку. Отодвинув портьеру, она смотрела на улицу в надежде увидеть что-нибудь интересное.

Магнитофон уныло выдавливал из себя арию Надира. Комнаты облюбовала скука. Сергей Лукьянович, муж Глызиной, сколотил состояние на аферах с поддельными авизо и считал себя преуспевающим человеком. Его короткие ноги покоились на журнальном столике. Казалось, Глызин дремал. На самом деле, он прокручивал в уме схемы наращивания капитала. Запросы с каждым днем увеличивались и требовали денежных инъекций. Деньги у Глызина водились не малые, но хотелось все больше и больше.

Глызин подражал американским миллионерам: делал маникюр, укладывал с помощью бриолина тонкие волосинки, по воле случая задержавшиеся на голове; ходил по квартире, не разувшись, вызывающе поскрипывая кожаными подметками. Он шаркал туфлями о коврик в прихожей и прямо в них заваливался на сафьяновый диван, приобретенный в антикварном магазине. На замечания жены Глызин реагировал слабо: отмахивался, закуривал похожую на обрезанный черенок лопаты сигару и стряхивал пепел на ковер. Это настолько нервировало Серафиму, что ей хотелось стукнуть мужа. Больше всего раздражала вонь от носков — после того, как Сергей Лукьянович скидывал обувку. Свой запах Глызин не чувствовал и упрекал жену в придирках.

Домработница абсолютно не реагировала на заскоки хозяина, считая, что так и должно быть. Она молча протирала за ним следы, сметала в совочек табачный пепел и беспрекословно выполняла все, что ей ни говорили. Бессловесное животное, как называл ее Глызин, получало двести долларов в месяц и ютилось в маленькой комнатушке около входной двери. Вот и сейчас она шуршала на кухне, натирая до блеска фарфоровые чашки из сервиза то ли князей Юсуповых, то ли других царских родственников.

— Серж, — обратилась к мужу Серафима. — Мне срочно нужны деньги! — Она вытянулась в струнку и задрала подбородок.

— На что тебе? — Сергей Лукьянович поморщился.

Глызин не жалел средств на себя, но был скуп по отношению к жене. Ему казалось, что она требует больше, чем нужно.

— Есть вещи, о которых женщине неудобно говорить даже близкому человеку.

— Блажь это. Обойдешься! — ответил он и предался думам.

«Зачем ей деньги? Никуда не ходит, с голоду не пухнет, дом — полная чаша. Своими капризами она толкает меня в бездну нищеты! — Он поднялся с кресла и бросил взгляд на картину в дорогом резном багете. — Такую прелесть купил, а ей какие-то вещи!»

— Нет у меня денег! — отрезал Сергей Лукьянович.

Он врал, боясь лишиться ломаного гроша. Денежки лежали во внутреннем кармане пиджака и грели душу Глызина лучше всякой телогрейки. Серафима подскочила к мужу. Огонек брезгливости вспыхнул в ее прищуренных зеленых глазах.

— Жлоб! Индюк, возомнивший себя орлом!

Сухо, как выстрел, прозвучала оплеуха.

— Не забывай, кто из нас добытчик, а кто дармоед! — Глызин потирал отбитую ладошку.

Он первый раз в жизни ударил жену и испытывал неловкость. Такого унижения Серафима еще не знала. Вязкое марево заволокло мозги, женщина не отдавала себе отчет. Ее тонкие, побелевшие от напряжения пальцы сжимали надраенную до блеска бронзовую статуэтку Гестии — богини семейного очага. Глызин развалился на полу, как загорающий курортник, и беззаботно раскинул руки и ноги. Серафима опомнилась, бросила Гестию на диван.

— Серж! — робко позвала она и склонилась над мужем.

Серж не реагировал. Серафима обшарила его карманы и вытащила портмоне. В комнату заглянула домработница. Ее массивная челюсть медленно отвалилась и напоминала тиски.

— Взял и помер, подлец! Одни неприятности от него! — Серафима поднялась, сделала обиженное лицо. — Помоги!

Она схватила мужа за ногу. Башмак слетел, заставляя поморщиться. Домработница стояла, как вкопанная, и не сводила глаз с золотой цепи, выползшей из ворота рубахи.

— Возьмешь себе, только держи язык за зубами! — пообещала Серафима, заметив жадный взгляд.

Женщины не успели затащить труп в ванную, как дверной звонок захлебнулся от рыданий. Серафима убрала с лица прядь волос.

— Открой! — голос ее дрогнул.

На пороге стояли два мужика. Один из них держал в руке видавший виды саквояж.

— Вызывали? — Они прошли мимо домработницы в прихожую. — Ну, что тут у вас за трагедия?

Пожилой, интеллигентной внешности сантехник поправил на носу очки-велосипеды. Его более молодой напарник с любопытством изучал фигуру хозяйки. Серафима плохо соображала, что от нее хотят. Она машинально махнула рукой в направлении санузла и прислонилась к косяку. Слесарь заглянул в туалет, снял очки и протер линзы носовым платком. Пораженный увиденным, он умело скрыл свои эмоции.

— Забавно! Там, кажется, кто-то умер!

От подстриженной бородки сантехника веяло библейской святостью, и сомневаться в правдивости его слов не приходилось. Серафима за рукав потянула слесаря в гостиную. Ей хотелось как можно быстрее вынести сор из избы.