Ма. Лернер - Другая страна

– Ну, в последней войне я прямого участия уже не принимал. Сидел в прохладном кабинете, – сообщил я.

– Скромность украшает офицера, – пробурчал Томсон. – Имеешь боевые награды советские, израильские, иностранных государств. Если потребуется, список у меня есть. Информация совершенно не секретна. Собственно, – продолжил он, – как отличить хорошего высшего офицера от посредственного? Как мы узнать, что генерал думает, чему учит подчиненных и умеет ли думать вообще? Есть такая возможность. Пишет ли он статьи или публикует книги. Не просто мемуары, а книги аналитические, демонстрирующие размышления автора.

– Я пока еще не генерал, – сообщил я.

– Не важно, ты можешь возразить по делу?

Я молча развел руками.

– Вот именно. Тобой написано не меньше десятка различных многостраничных наставлений, инструкций по действиям войск спецназначения.

– Ты еще приказы посчитай. Да и вообще, я не сам писал.

– Я не имею в виду редактуру и исправление грамматических ошибок. По твоему, переведенному на английский язык учебнику обучают в США. Хотя я вижу для тебя это не новость.

Я снова развел руками.

– Ты забыл сообщить, что я использовал при написании практический опыт от офицеров восьми армий.

Он насторожился.

– Откуда восемь? Советская, американская, английская, французская, польская, израильская? Это шесть.

– Еще южноафриканская и, что совсем не удивительно, немецкая. Нет, – отмахнулся я, – эсэсовцы у меня не служили. Зато их наставления ягдкомандам я читал внимательно, привлекая переводчиков с родным немецким языком. Так что не считаю подобные учебники исключительно своей заслугой. Достаточно много было и заимствований.

– Я все-таки останусь при своем мнении. Судя по тому, что мне известно, работа была проделана совсем не маленькая. Потом было создание курсов для сержантов, курсов патрулирования, еще десяток различных курсов для подготовки солдат. Курс пехотного спецназа, в каждой бригаде, который включает обучение тактике малых пехотных подразделений, снайперскую, парашютно-десантную, саперную и разведывательную подготовку. Большое внимание уделяется физической и морально-волевой закалке бойцов, способности выжить и победить при самых неблагоприятных обстоятельствах.

После назначения командиром бригады ты пробил документ, по которому мобильные группы по борьбе с нарушителями имели каждая свой район ответственности. В отличие от ситуации, когда к месту нападения съезжались все имеющиеся в районе силы. После чего командиры нередко начинали спорить, кому и что делать. При этом выбор подразделения в качестве основного иногда проходил не по принципу выбора наиболее боеспособного, подготовленного, а по степени влияния на старшего начальника, в чьем районе произошло нападение.

Создание конкурсной основы для попадания в наиболее престижные части – тоже твоя идея.

– А у меня много интересных идей было, – пробормотал я. – Молодой был, энергичный.

– Ага, – радостно согласился Томсон. – Особенно замечательной была идея Закона о Воинской Службе, принятого с твоей подачи в 1952 году. Он запретил участие женщин в военных действиях и на должностях связанных с риском для жизни, в боевых частях.

– Ты сделай звук потише, – с опаской оглянувшись на дверь, сказал я. – Желающих пришибить меня за это нарушение женского равноправия более чем достаточно. До сих пор стараюсь лишний раз на больную мозоль не наступать.

– Но, что это именно твоя идея, – спросил Томсон, – ты не отрицаешь?

– А что тут отрицать? Я это всегда говорил открыто. Не желаю видеть и слышать про убитых и искалеченных женщин. Я этого счастья навидался в Союзе. Убитая женщина – это страшно. Искалеченная – страшно вдвойне. Есть масса технических специальностей, где они могут приносить пользу. Тягаться на равных со здоровым мужиком им не позволят чисто физические возможности. Чем больше конкуренция в боевые части, тем выше нормативы и меньше возможности туда попасть. А закон только зафиксировал состояние, которое создалось фактически. Прошло время, когда требовалось количество. Необходимо качество. А во многих случаях от женщины гораздо больше пользы в местах, где она не хуже мужчины может работать, но освобождает его для боевой учебы.

Ну, приятно, конечно, послушать, какой я весь из себя замечательный. Но мне кажется, что ты упустил один очень существенный момент.

– Я-то нет, – с досадой сказал Роберт. – Вот только получив разрешение на интервью, я был прямо предупрежден о нежелательности, поднимать его. Хотя это такой интересный нюанс жизни и карьеры в еврейском государстве не еврея… Чем отличается Израиль от сумасшедшего дома? Тем, что в сумасшедшем доме начальство нормальное. Паранойя твоих начальников переходит все разумные пределы. Еще в 1949 г Чарльз Вингейт абсолютно засветил тебя, вернувшись в родной Лондон.

– Он всегда был излишне эмоционален и неуживчив. Когда его вежливо попросили освободить место в связи с прекращением деятельности английской миссии при ЦАХАЛе, вполне мог излишне принять к сердцу, но прямо мы никогда не сталкивались, и не помню, чтобы кто-то мне говорил, что он про меня гадости рассказывал.

– Как раз ничего прямо отрицательного он и не говорил. Скорее, наоборот, хвалил. Но при этом выплеснул наружу все, что знал и слышал о твоем батальоне. Прозвучало, скорее, как реклама, но и фамилия и отдельные детали биографии опознать не составляла труда.

– Наверное, меня недаром сплавили в Корею. От греха подальше. Чтоб разные Далласы не впали в истерику. Вполне достаточно было одного министра обороны, выпрыгнувшего в окно с воплем про преследующих его коммунистов. Так и вижу разоблачения в ваших газетах. В одних – большевик, обманом пробравшийся на высшие посты в армии. В других – предатель и дезертир.

– Но ты же не можешь официально считаться дезертиром из Советской Армии?

– Конечно, нет. Я принимал присягу, спасибо Бен Гуриону, вставившему такой пункт в договор, Государству Израиль. У него явно был дальний прицел. Хоть и не люблю его за разные политические выкрутасы, но умный человек. Так что официально меня отправили в командировку в Эрец Исраэль, не дожидаясь конца войны. Зато я могу считаться невозвращенцем, что для советского гражданина тоже не сахар и причина приговора. Хотя, если честно, на той стороне должны прекрасно знать кто я такой. Могу спорить на что угодно.

– Но ты не знаешь точно?

– Я занимаюсь арабами. И мне этого достаточно. Проявлять излишнее любопытство в ведомстве вроде нашего, не рекомендуется. Да мне и не интересно. Родных у меня там не осталось, а ностальгия по березкам совершенно не мучает. Так что есть у меня приговор или нет – возвращаться не собираюсь.