Олег Якубов - Михайлов или Михась?

— В чем заключалась ваша коммерческая деятельность? — задала первый вопрос подсудимому президент суда Антуанетта Сталдер.

Сергей Михайлов:

— Я начинал свою коммерческую деятельность как торговый агент, затем был посредником при проведении торговых сделок, в основном, это касалось поставок продуктов питания в Россию.

А.С.:

— Вы тогда жили в Москве?

— Да.

А.С.:

— Когда вы приняли решение уехать из России?

С.М.:

— Я стал задумываться об отъезде в 1992 году и принял окончательное решение в 1993 году.

А.С.:

— Каковы были причины отъезда?

С.М.:

— Моя коммерческая деятельность развивалась очень успешно, и у меня появились конкуренты. Но они предпочитали не конкурировать со мной в сфере бизнеса, а занялись моим очернительством, причем делали это самым грязным образом. Сначала в мой адрес стали поступать анонимные угрозы, потом появились компрометирующие меня статьи в прессе.

А.С.:

— Этих публикаций было много?

С.М.:

— Да, их было очень много. В России вообще очернительство через прессу приняло распространенную форму. Сначала этим занимались только политики, но потом система очернительства перешла и в коммерцию.

А.С.:

— Уехав из России, вы обосновались в Австрии?

С.М.:

— Да, на первое время.

А.С.:

— Вы продолжали заниматься коммерцией?

С.М.:

— Я продолжал заниматься коммерцией, много ездил. Работа была крайне напряженной, я, по существу, жил в бешеном темпе, разъезжая по разным странам, но именно поэтому бизнес шел успешно.

А.С.:

— Как вы попали в Швейцарию?

С.М.:

— В основном, из-за детей. Мне не нравились ни система обучения в Австрии, ни та школа, где учились мои дочери. И я решил найти какую-нибудь престижную частную школу, где высокий уровень преподавания. В декабре 1993 года я побывал по делам бизнеса в Швейцарии и заодно посетил несколько частных школ. На одной из них и остановил свой выбор.

А.С.:

— Суд располагает документами о том, что вам был запрещен въезд в Чехию и во Францию. Расскажите подробно, что произошло.

С.М.:

— Мой друг Виктор Аверин отмечал свой день рождения в Праге. В самый разгар вечера в ресторане появились чешские полицейские и задержали всех гостей. Я, естественно, спрашивал в полиции, в связи с чем задержан. Мне объяснили, что есть информация спецслужб, что в этом ресторане собрались наркодельцы. После обыска и проверки документов всех задержанных, и меня в том числе, отпустили. Через адвокатов я обратился с жалобой на действия чешской полиции, насколько я знаю, несколько по-лицейских были даже уволены, но мне закрыли въезд в Чехию. Вскоре я прилетел во Францию и был задержан в аэропорту, откуда меня доставили в полицейский участок. Меня предупредили, что не следует беспокоить адвоката, так как ситуация простая. Мне сообщили, что во Франции активизировались террористы— арабы, и сказали, что по этой причине я не могу находиться в Париже, так как есть информация о готовящемся против меня террористическом акте. Я спросил, могу ли приехать сюда через неделю или две, и мне ответили, что могу приехать без всяких проблем. Я счел эти действия неправомочными и обжаловал их в официальном порядке. Но к тому времени против меня уже была развернута настоящая травля в прессе, Интерпол разослал ориентировки, и в итоге Чехия и Франция лишили меня въезда на несколько лет.

А.С.:

— Чем вы занимались в Швейцарии?

С.М.:

— Как и везде, бизнесом. У меня появились деловые партнеры, вместе с ними был разработан очень интересный и объемный проект на основе применения швейцарских технологий в области городских коммуникаций. Когда я подал прошение о предоставлении мне вида на жительство, мне объяснили, что во многом это решение зависит от того, будет ли у меня в Швейцарии реально действующая фирма, которая станет платить налоги и способствовать созданию новых рабочих мест. Я открыл такую фирму, тем более что, как я уже сказал, мы были близки к осуществлению огромного проекта.

А.С.:

— Ваши швейцарские компаньоны поехали в Москву и были там приняты с особой помпезностью. В аэропорту их встречали на лимузинах, их поселили в лучшем отеле города. Почему? Ведь к тому времени вы уже давно не жили в России.

С.М.:

— Я не жил в России, но не порвал с ней связей, не прекратил отношений с деловыми партнерами и друзьями. Мои швейцарские компаньоны приехали с предложениями, которые сулили миллионные прибыли. Естественно, что их встретили так, чтобы произвести на них самое лучшее впечатление.

А.С.:

— Я не понимаю.

С.М.:

— Я понимаю, что вы не понимаете, и действительно, многое из российской действительности понять трудно. В одной только Москве проживают более 12 миллионов человек, а во всей Швейцарии всего 6 миллионов. Задайте, пожалуйста, мне более конкретный вопрос, и я отвечу.

А.С.:

— У меня нет больше вопросов.

И вот настал наконец звездный час прокурора Кроше. Он не мог не понимать, что свидетели защиты, на допросе которых два года настаивали и сам Михайлов, и его адвокаты, прольют воду лишь на мельницу подсудимого. Кроше и не собирался опровергать показания свидетелей защиты, поскольку не собирался изобличать Михайлова в совершении тех преступлений, которые, несмотря на все рвение, так и не сумело обнаружить следствие. О нет, Кроше свою тактику построил совсем на ином. Он собирался нарисовать перед присяжными портрет злодея, а в этом «творчестве» он не искал себе помощника среди свидетелей обвинения, как не боялся, что ему могут помешать свидетели защиты. Кроше нужна была трибуна для сольного выступления, и вот его первый «концерт» начался.

Жан Луи Кроше — Михайлову:

— Господин Михайлов, хотя вы меня и не любите, я прошу вас ответить на несколько вопросов. Кто конкретно угрожал вам в России и кто были те конкуренты, которые занимались вашим очернительством?

С.М., копируя елейные интонации прокурора настолько удачно, что в зале вновь раздается смех:

— Господин прокурор, ну с чего вы взяли, что я вас не люблю? Я отношусь к вам с полным уважением и пониманием того, какую важную работу вы выполняете. Что же касается моих конкурентов, то я не могу назвать конкретные имена, это слишком большая ответственность. Нужно обладать неопровержимыми фактами, а не пользоваться догадками, если же у меня будут такие факты, я немедленно обращусь в прокуратуру. Приведу только один пример. В 1989 году журналист Лариса Кислинская написала статью о деле кооператива «Фонд». Факты в статье были искажены. С ней встретился Виктор Аверин, пытался ей рассказать, как было все на самом деле. Снова появилась статья — и снова с искаженными фактами. А обыватель верил всему, и так формировалось общественное мнение. Когда Кислинская обвинила меня в убийстве корреспондентов, люди поверили, что я монстр. Каждый негативный факт использовался против меня, увязывая мое имя с преступной группировкой. Уволили министра юстиции, которого записали на пленку в бане, где он развлекался с девицами, — тут же написали, что баня принадлежит «солнцевским». Расчет-то простой. Ну кто пойдет проверять, был ли вообще когда-нибудь министр в бане Солнцевского района, а если даже был, то почему эта баня непременно должна принадлежать какой-то группировке. И ведь подобная информация не оседала в России, она распространялась по всему миру, анализировалась спецслужбами и в итоге превращалась в спецдонесения. Это как снегопад в горах — обрушивается сверху и становится все больше и опаснее.