Николай Инодин - Замочить Того. Полный текст

— Лотта, мне больно! — Схватил раненый узкую холёную ладонь жены, — пусть мне уколют морфий!

— Дорогой, морфий стоит денег. А в эти трудные времена, когда наша семья теряет кормильца, мне приходится считать каждый пфеннинг.

Жена заботливо поправила под головой мужа сбившуюся подушку.

— Ваше состояние весьма прискорбно, — выразил соболезнования Семислуев, — но утешением для вас должно быть то, что рану вам нанёс снаряд, выпущенный экипажем империи, несущей древние традиции, с корабля, построенного на верфях величайшей империи современности!

— Идите вы в жопу со своей философией! — взвыл Гюнтер, и вцепился зубами в край одеяла.

Хоронили изобретателя скромно, белокурой вдове очень шёл траурный наряд, со вкусом украшенный жемчугом. Во время церемонии она тихо, с достоинством, плакала и старательно опиралась на руку ротмистра Водяги.

Так Порт-Артур лишился самого выдающегося из своих мыслителей и изобретателей.

***

Если осьминог забился в расселину и не желает лезть в ловчий кувшин, его нужно выгнать из-под камня палкой. Гэйдзины, нахально отвесив японскому императорскому флоту несколько тяжёлых и обидных пощёчин, забились в гавани и неспешно ковыряются, приводя в порядок повреждённые корабли. Значит, пришло время палки.

Первый обстрел Порт-Артура с корректировкой огня легкими крейсерами прошёл не слишком хорошо – все удары пришлись по камню, осьминога зацепить не удалось. Однако Того остался доволен – русские не смогли ничего предпринять в ответ. Значит сегодня, поправив систему пристрелки и передачи данных, японская эскадра либо перетопит русские броненосцы в гавани, либо заставит их выйти в море, прямо на минные поля, которые ночами старательно выставляют цусимские малые миноносцы.

Море, этот верный союзник островитян, практически неподвижно – ветер стих, а мелкая остаточная волна никак не повлияет на точность стрельбы орудий главного калибра, тяжёлые корабли её просто не замечают.

Стоя на мостике своего флагманского корабля, командующий флотом наблюдает, как чётко и точно занимают предписанные им места в Голубиной бухте его броненосцы и броненосные крейсера. Отряд встал на якоря, сейчас начнётся самое интересное — расстрел лишённых возможности ответить неподвижных целей стоящими кораблями —мечта любого морского артиллериста. Над «Иошино» поднялись разноцветные флаги первого сигнала — на крейсере готовы к корректировке огня. Адмирал, понимая, что произносит историческую фразу, поворачивается к флагманскому артиллеристу:

— Начинайте.

Спокойным тоном, негромко, на лице полное отсутствие эмоций. Именно так и должен себя вести истинный самурай в решающий момент японской истории. Торжественность момента портит истошный вопль сигнальщика:

— Торпеда с левого борта!

Дядя Жора наблюдал за тем, как втягиваются в бухту японские корабли с жадным вниманием охотника, караулящего в засаде редчайшую дичь, ценнейший трофей. Пальцы в толстых перчатках нервно сминали повод верного Буцефала, гнедого конька с белой проточиной на лбу. Волнение наездника передавалось рыбе, и она размеренно била в воду правым передним грудным плавником.

— Господи, не попусти, пусть только не передумают! — взмолился про себя командир эскадрильи конных водолазов, — не дай им отвернуть!

Была ли его молитва услышана, осталось неизвестным, но японцы вошли в бухту и встали на якоря.

— Спасибо тебе, Господи, — поднял к небу глаза дядя Жора, потерев на удачу счастливую раковину каури, перекрестился и, выпустив изо рта загубник, поднёс к губам серебряную боцманскую дудку. Три зелёных свистка гулко разнеслись под водой.

По сигналу командира шестнадцать упряжек поднялись со дна и начали разгон — по две на каждый японский «утюг». Застоявшиеся коньки, по шесть в каждой, легко несли оснащённые боковыми стабилизаторами торпедные аппараты.

Дядя Жора, горяча Буцефала шенкелями, нёсся на правом фланге, по приметам на дне определяя рубеж развёртывания.

Вот и приметная скала, покрытая морским лишаём. Несмотря на важность момента, Дядя Жора в который раз мимолётно удивился капризу природы — ну вылитый же тест Роршаха, ей-ей!

Два синих свистка прорезали глубину, и ездовые всех упряжек заложили крутой вираж, разворачивая их на сто восемьдесят три с половиной градуса по шкале Кельвина. Многодневные тренировки не пропали даром — маневр выполнили чётко, без малейших помарок. Жерла торпедных аппаратов уставились на тёмные массы днищ вражеских кораблей. Наводчики припали к визирам, лёгким поворотом лопастей скорректировали наводку и под водой слитно зашипел сжатый воздух торпедного залпа.

— Поехали! — не сдержавшись заорал комэск, но так как дело было под водой, его крик в историю не вошёл, а жаль.

Взрывы торпед взметают столбы воды выше мачт японских кораблей, броненосный крейсер «Кассуга» от детонации боезапаса разлетается дымом и огнём, осколки частым градом проходят по соседнему «Ниссину», превращая в рванину жести дымовые трубы и раструбы вентиляторов. Будто обидевшись на такое отношение, систершип «Кассуги» ложится на борт и уходит под воду.

Через торпедные пробоины вода водопадами врывается во внутренности японских броненосцев, но большой корабль тонет медленнее маленького — монстры британской постройки кренятся, но ещё держатся на воде.

— Расклепать якорные цепи, кораблям отряда по способности полным ходом двигаться к выходу из бухты! — Адмирал Того не потерял способности трезво оценивать ситуацию. Корабли не спасти, но пусть они затонут на больших глубинах, там, где русские не смогут их поднять!

«Микаса» честно попытался выполнить волю своего адмирала, но его опутанные стальными тросами винты смогли сделать лишь по паре оборотов, после чего замерли. Корабль опасно накренился…

— Прикажите экипажу спасаться, — говорит адмирал капитану корабля, берёт верный шезлонг и располагается в нём на крыле мостика. Достаёт из внутреннего кармана мундира плоскую флягу с саке и отхлёбывает несколько глотков: самурай не боится смерти, потому что готов к встрече с ней в любой момент своей жизни. Собственно, вся его жизнь есть большая, тщательно спланированная к ней подготовка.

Амирал приветливо машет рукой прыгающим в большой баркас матросам, матросы машут в ответ адмиралу. В этот момент броненосец опрокидывается, и его фок-мачта накрывает уходящую от борта шлюпку, видно, «Микаса» решает прихватить на дно как можно больше своего барахла.

Того, затянутый водоворотом на глубину спокойно выпускает из лёгких воздух – недостойно было бы в такой момент пытаться прожить на несколько секунд дольше. В этот момент его хватают за воротник, бросают поперёк седла и с лихим бульканьем увозят прочь от места гибели элиты японского флота.