Николай Инодин - Замочить Того. Полный текст

— Сотни тысяч, миллионы таких аппаратов преобразят нашу планету! Новые каналы, корабли, бороздящие просторы Сибири от Урала до Гудзонова залива...

Николай гения аккуратно обошёл, брезгливо отряхнул рукав, за который его столь бесцеремонно ухватили, и направился к дверям в приёмную.

Массивная дубовая дверь с металлическим лязгом впечатывается в проём, наглухо отсекая кабинет наместника от остального мира. Помещение сие больше напоминает пятидесятиметровый стрелковый тир – полумрак, пустота, лишь у дальней стены за массивным столом удаётся разглядеть мужскую фигуру, совершенно теряющуюся на фоне старомодной мебели.

— Стол у стены, одинокий мужик — я это где-то недавно видел. Дежа вю, однако. Но тот постарше был, однозначно.

Додумать не удалось.

— Ты где шатался? – озадачивает Николая поднявшийся из-за стола молодой человек.

Николай близоруко щурится, делает поправку на возраст, дурное освещение, анекдотичность ситуации …

— Александр? Господин осветитель? Однако, помолодевши, должен отметить. Поздравляю!

— Поздравляет он! Я тут неделю, не щадя сил и здоровья, Дальний Восток к войне готовлю, а единственный человек, в радиусе ста лет, способный меня понять, где-то шляется! И нечего тут рожи кривить, Родина в опасности!

— Ты, молодой человек, аккуратнее со словами, базар фильтруй. Я вчера спать на Белорусском вокзале лёг, а сегодня утром здесь проснулся, до сих пор не понимаю, где и когда оказался. Если знаешь – делись информацией. Меня, кстати, к какому-то наместнику вели, не подскажешь, куда он делся?

— Старый в санаторий намылился, а новый это я.

Николай сочувственно смотрит на молодое, но сильно помятое лицо коллеги – попаданца.

— И как тебя угораздило?

Собеседник вяло машет рукой:

— Как – как. По пьяни, конечно. Второй день, как в себя приходить начал. Сперва, конечно, кураж был, а теперь уже назад сдавать никак нельзя, понимаешь?

— А то! Оседлал тигра – хватай за уши и держись из последних сил, иначе порвёт. И что делать собираешься?

— Войну выигрывать! Нашёл о чём спрашивать, будто не русский.

— Я и есть нерусский. Белорусы мы.

— А, — кривится Александр, — хоть ты не прикалывайся. У тебя с вещами как, с деньгами? Вечером в Артур дунем, я приказал миноносец приготовить. Тебе чего-нибудь в магазинах надо?

— С деньгами непонятки какие-то. Мелочь осталась российская – в смысле, тогдашняя. А бумажки изменились. Вот, смотри, форменные ассигнации. Семьдесят тысяч нынче это как, на ресторан хватит? Так-то мне ничего не надо, пожрать только. Похмеляться не буду, не люблю. Но к вечеру жор будет – мама, не горюй.

Наместник-осветитель улыбнулся впервые за весь разговор:

— На пару кабаков хватит. В смысле купить. Только на кой они тебе во Владике? О пище телесной можешь не переживать. Я себе такого адъютанта нашёл,— на южном полюсе у белых медведей ананас найдёт, отберёт, а те его после этого благодарить будут.

— На южном медведи не живут.

— Этот найдёт. Короче так, я тебе провожатого выделю, по городу погуляй, на людей посмотри, но чтобы к семнадцати часам был в приёмной, как штык – готовым к отъезду и экипированным для победы над супостатом, понял?

***

Миноносец заслуженно именовался «Страшный». Размерами это грозное орудие морской войны было чуть больше «Ракеты» или «Метеора», и впечатление производило самое удручающее – миноносец оказался узким, тесным и изрядно измазанным – грузить уголь закончили перед самым прибытием наместника, прибраться банально не успели.

Выходили вечером, оставляя за спиной красный закат над линией тёмных сопок. Холодный зимний ветер заставлял ёжиться и поднимать воротники. Офицеры миноносца мялись, не знали толком, как вести себя с новым наместником. Николай, которого самозваный спаситель Отечества отрекомендовал «советником по экономике и промышленности», старался не путаться у моряков под ногами, встал у раструба левого переднего вентилятора, расставив ноги пошире – качало. Рядом остановился старший офицер корабля, подозрительно покосился на фигуры стоящего на мостике начальства, и потянул из кармана тужурки трубку и кисет с табаком.

— Не советую, — доверительно, вполголоса, сообщил ему Николай.

— Почему? — удивился моряк.

— Вырежут. Закон такой — запретили курение в общественных местах и художественных произведениях.

— А в синематографе?

— И там запретили. Отовсюду режут.

— Совсем гайки завернули. Придётся отвыкать. — Лейтенант рассовал курительные принадлежности по карманам. — Спасибо.

— Не за что,— ласково ответил Николай.

Алексей, несмотря на свежий ветер и усиливающуюся качку, упрямо стоял на мостике, представляя, как он проведёт страну сквозь штормы и испытания – вот так, выпрямившись в полный рост, не отворачивая лица от встречного ветра. Правда, обзор сильно закрывала носовая трёхдюймовка, но он решил не обращать внимания на мелочи. А ещё до чешущихся ладоней хотелось забраться к корабельному прожектору и хлестнуть лучом по ночной темноте, высветить идущие с востока волны. Ну, или как там у моряков эта сторона горизонта именуется, норд там, или зюйд. Запийсало громко и выразительно вздыхал за его плечом, но Александр не обращал на страдания адъютанта никакого внимания – вырабатывал волю. У обоих.

Николай в это время сидел в небольшой, но уютной кают-компании, не обращая внимания на мелкие бытовые неудобства и запивал бутерброды густым до черноты сладким чаем. Нежная кетовая плоть, щедро расположенная поверх изрядного слоя домашнего масла на куске той самой французской булки… Душевно заходило, организм радовался и вовсе не собирался наказывать любителя хорошо покушать морской болезнью. Поэтому на палубу «советник» поднялся поздним утром, выспавшись, был доволен жизнью, собой и окружающими. И был прав, ибо кто когда видел счастливым голодного худого типа с лихорадочным блеском глубоко запавших глаз? Прав товарищ Маркс, материя первична, а те, кто утверждает обратное, живут скучно, уныло и, как правило, не очень долго.

Подойдя к героическому адъютанту, шёпотом поинтересовался:

— Уходил он отсюда?

— Ни, — скорбно замотал головой Зпийсало, — Тильки до ветру.

Дежурный по кораблю дипломатично отошёл на другое крыло мостика, вместе с сигнальщиком, и Николай вежливо поинтересовался у Александра:

— Совсем охренел, твоя светлость? Сам спать не можешь, так слезь хотя бы с мостика – людям мешаешь.

— Мутит меня – признался Александр. Боюсь опозориться.

— Забей. Подсоли рюмку водки, накати, прикажи поставить стул на палубе, и любуйся морскими пейзажами. И хохла своего спать отправь, у него от служебного рвения скоро пупок развяжется.