Илья Рясной - Строители Млечного Пути

– Сдаётся нам, гости добрые, что вы шмуркали, – объявил офицер пограничной стражи.

– Мы дипломаты Земли, – с достоинством произнёс я, хотя был, чего греха таить, слегка обескуражен столь нелюбезным приёмом.

– Не-е-ет, – протянул пограничник, заламывая пышную курчавую папаху, из-под которой по лбу текли струйки пота – день сегодня выдался жарким. – Вы шмуркали розовощёкие!

В голосе его звучало благородное презрение, на которое, как ему казалось, он имел законное право, поскольку сам обладал естественным радикально-голубым цветом лица, свойственным коренным жителям этих мест.

– Мы представители высокоразвитой Галактической цивилизации. Мы… – завёл я вечную песню. Однако она тут, никого не впечатлила.

– Взять! – коротко приказал офицер своим подчинённым.

На длинной алюминиевой лавочке в углу стеклянного павильона таможенного терминала расслаблялись бравые пограничники в количестве трёх человекоединиц. Один лениво чесал объёмное пузо, растянувшее, как созревший плод, форменную жёлтую рубаху и местами прорвавшееся наружу через плен пуговиц. Другой, худосочный, с голодным видом ковырялся алюминиевой ложкой в банке консервированных бобов. Третий – широкоплечий верзила, сладко дремал, держа в руке фляжку и вытянув ноги, но, заслышав команду, бодро вскочил, как будто был на пружинах, убрал фляжку в карман, смахнул с усов каплю самогона и натянул на себя лежавший рядом с ним на полу бронежилет.

Добры молодцы последовали примеру своего усатого коллеги с видимой неохотой. Но, наконец, всё это воинство экипировалось и направилось к нам, позвякивая наручниками и поигрывая деревянными суковатыми дубинами – резиновые полицейские спецсредства были недавно признаны не соответствующими историческим традициям.

Учитывая некоторые особенности местного социума, мы не ждали положенного по статусу дипломатическим представителям крупнейшей звёздной державы военного парада и поклонов от высших должностных лиц. Понимали, что тут всё будет просто, скромно и незамысловато. Но такого бесстыдного и наглого попрания всех норм космического права мы представить себе не могли даже в страшном сне!

Прогудел протяжный гудок, ознаменовавший начало разгрузки баржи, на которой мы только что прибыли. Задвигал длинным клювом огромный, похожий на фантастическую птицу портовый кран. Засуетились рабочие в синих робах. Баржа привезла топливные элементы с Архипелага Изумрудных Островов. С недавнего времени эти самые острова перешли под юрисдикцию Лирианской республики – той самой, где обитали пресловутые шмуркали, и проклятое наследие былого владычества которой здесь выдавливали по капле.

– Где представитель дипломатического ведомства? – холодно осведомился я. – Вы рискуете попасть в большие неприятности, офицер.

– Ха, – нагло усмехнулся офицер-пограничник, обдав меня комбинированным запахом изо рта, в котором гармонично сочетались ароматы перегара и чесночной колбасы, а потом победно потряс рулоном факса. – Постановление Парламента, принятое на позапрошлой неделе. «Иноземный шмуркаль суть существо поганое, подлежащее глумлению и изоляции». Это про вас, розовощёкие!

– Вы жестоко поплатитесь за этот мерзкий произвол, уважаемый офицер! – встрял Абдулкарим, которого упоминание о его розовощекости почему-то задело за живое.

– Ничего не знаю! Пройдёмте в дом предварительного заключения! А там пускай Парламент разбирается! Или народное сбродище!

– Сбродище? – не понял я.

– Ну да, толпа граждан, милостиво решившая поучаствовать во власти путём сброда – то есть митингов, собраний и демонстраций. Что тут не понятно? – раздражённо спросил офицер.

– Всё понятно, – кивнул я. – Только мы не собираемся вам подчиняться.

– Ага, – с каким-то восторгом воскликнул офицер и кивнул своим бойцам, с тоской наблюдавшим за нашей перепалкой.

Ввязываться в драку нам было никак нельзя. Дипломатический статус не позволял. Но идти в камеру – это несмываемый позор. Поэтому я поднял руку с браслетом, на котором переливался разными цветами похожий на алмаз камень автономного броскового модуля, и уже собирался отдать приказ на то, чтобы перенестись на кружащий на орбите звездолёт «Богиня Дэви». И выругался:

– Вот чёрт!

Эфирная воронка, накрывшая несколько дней назад планету, сбивала частоту мерцания эфира, так что все настройки летели к чертям. И в данный момент ни нырнуть в н-мерность, ни телепортироваться, ни в полной мере использовать защитную систему мы были не в состоянии.

И что теперь делать? Драться с пограничниками? Отбиться от этих болванов не составит особого труда. Ну а что дальше? Конец миссии?

Стеклянная, с паутинками трещин, дверь таможенного терминала распахнулась от пинка ноги, и в помещение ворвался высокий, худощавый человек в чёрной рубашке с короткими рукавами и глубоко натянутом на голову капюшоне. Под мышкой он держал зелёную кожаную папку с золотыми застёжками.

– Мот Жизнеслав, – небрежно представился он и добавил с присущей подобной публике скромностью: – Депутат – слуга народа.

– И чего слуге надо? – окинул его подозрительным взглядом офицер.

– Я забираю этих людей.

Офицер сначала опешил, а потом начал трясти факсом и голосить что-то об изоляции иноземных шмуркалей, прибывших с недобрыми целями на благословенную землю Шизады. Но депутат распахнул папку, извлёк оттуда солидного вида документ с печатями и подписями.

– Постановление Верховного Демократического Кубла от вчерашнего числа… «Не все коренные шмуркали подлежат изоляции с возможностью последующей утилизации. Гуманизм толкает к выбору предпочтительных вариантов. Так, если не установлено, что лирианский шмуркаль злоумышляет супротив нашей Родины, то он нам почти что добрый друг, как бы верный слуга и, если смотреть в корень, раб». Так что изолировать шмуркаля за шмуркализм не подобает. А, значит, пошёл вон! – неожиданно громким голосом заорал депутат на офицера.

Офицер пожал плечами, извлёк из кармана своего усатого подчинённого фляжку с самогоном, отхлебнул оттуда и, пожав плечами, отправился на пирс любоваться выгрузкой энергопанелей. Поскольку его буйная силушка требовала достойного выхода, он тут же включился в процесс:

– Аккуратнее разгружай! Держи угол, баран!

Слуга народа Мот Жизнеслав откинул капюшон, провёл ладонью по лбу, на которой долгие годы его жизни оставили о себе напоминание в виде глубоких морщин, оглядел нас с ног до головы – глаза его были внимательными, пронзительными и тёмно-синими, как омуты. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять.