Максим Далин - Запах разума

Он весь порос длинными прядями, русыми, светлее и темнее, как бывает у крашеных девиц. Что удивительно: не той одеждой, которая на них растёт иногда, а своими собственными волосами. Грива на его голове сливалась с бородой и усами, на груди росли длинные волнистые волосы, на руках и ногах росли волосы, а в те волосы, что на теле, вплетались пушистые зелёные побеги. Вроде вьюнков.

Нос у него был розоватый, как у лабрадора летом, а ушки — маленькие. В половину Цвиковых. Хотя, конечно, намного больше человеческих — и подвижные, как у всех лицин.

А рядом с ним крепили тросы сложными узлами два одинаковых парня: очень ушастые, ушастее, чем Цвик, гладкие, ярко-рыжие, блестящие, с белыми полосками, шевелюры заплетены в многие косички, в одинаковых распашонках-сетках. И они с мохнатым выглядели, как из разных миров вообще.

Я перемахнул через борт корзины — к Цвику, который меня ждал. А рядом с Цвиком стояла молодая женщина с ребёнком.

Это было так невероятно… я ведь уже подготовился морально к тому, что они сумчатые, а всё равно зрелище казалось невозможным. Потому что брюнеточка эта, шоколадная в леопардовую крапину, в травяном свитере в цветочек и вообще вся такая цветущая, с белой звёздочкой на лбу, выглядела, как сильно беременная. Но сверху её сумка немного расходилась, и из щели торчала крохотная любопытная головка.

Младенчика.

И тюпочка у него на носу шевелилась, и уши, ещё прозрачные, как лепесточки, шевелились, и глазёнки блестели. И он вытащил из сумки крохотную ладошечку и потянулся. А его мамаша рассмеялась и погладила его по головке кончиками пальцев — и даже я почувствовал, как запахло яблоком и ванилью.

Я подошёл и присел на корточки.

Младенчик с серьёзной рожицей потянул мне ладошку к носу — как взрослый. Я принюхался, а младенчик сделал запах вроде варёной сгущёнки. А ещё отдавало котёнком. И младенчик на меня смотрел во все глаза.

— Гзи-ре — хен, — сказал я, и Цвик поправил:

— Нле-гзи, сон гиан ми.

— Ага, — сказал я, и мамаша-лицин оставила на мне молочный и карамельный запах.

Она не удивилась. Она знала. Знала, что мы прилетим — пришельцы, у которых на ладонях этих желёз нет, которые слов не понимают. Я подумал, что и в этой высотке, по виду — этажей на шесть, внизу, есть подвал, где живут муравьи. Кто-то туда спускался — и всё узнал по грибам.

Как-то тут новости идут через грибы.

— Диня, — окликнул Артик, — нас ждут.

И я пошёл вместе со всеми.

Дом внутри оказался абсолютно не таким, как я ожидал. Потому что ничего общего с нашей земной многоэтажкой.

Там, по-моему, даже этажей было не везде одинаково. И не то что лестница, лестничные площадки, квартиры: там как-то очень заморочечно было устроено.

Сразу под посадочной площадкой для воздушных шаров был сделан громадный балкон, или, вернее, открытая веранда. Застеклённая — такие здоровенные стеклянные кубы, как аквариумы. И в этих аквариумах реально была вода, а в воде — тёмно-зелёные водоросли. Полно водорослей, как в густом супе, больше водорослей, чем воды. Вдоль аквариумов — дорожка; из-за аквариумов то и дело кто-нибудь выходил на эту дорожку, чтобы на нас посмотреть. По дорожке мы вышли на лестницу вниз, мимо ниш с тыквами-фонарями, мимо цветов, которые целыми букетами цвели прямо на стенах, мимо коридоров во мху, мимо ещё каких-то закоулков, занавешенных зелёным.

Там, в закоулках, в каких-то сумеречных залах за матовыми стёклами, что-то жужжало, хрустело, поскрипывало, будто там жили мухи или сверчки — или какие-нибудь механизмы работали.

У меня за спиной Артик пробормотал: «Ну, правильно». Витя спросил:

— Что правильно-то? — а Артик ответил тихо:

— Дежавю. Эти бассейны. Дальше будут бассейны, где живут водоросли, не любящие света.

— Нафига? — удивился Серёга, но мы прошли два лестничных марша и попали в галерею без окон, слабо освещённую чем-то мутным на потолке. С двух сторон от нас тянулись аквариумы в два ряда: по правую руку — с водорослями какого-то пурпурного или вишнёвого цвета, насколько можно было разглядеть, по левую — с тёмно-коричневыми водорослями. Почти чёрными. Витя озирался и шептал: «Что это за хрень?» — вид у него был какой-то растерянный, но Артик приободрился, встряхнулся и улыбался. Мне показалось, что он понял что-то, до чего ещё никто из нас не дошёл.

Когда мы все спускались на первый этаж, жужжание и скрип почти что смолкли, зато мы услышали то ли кваканье, то ли мяуканье котят, громкое и частое.

— Цвик, — окликнул я, — Это что?

Цвик ко мне повернулся. Он улыбался, и глаза у него в полумраке блестели весело.

— Ндалино! — крикнул он, и от его крика лицин тоже начали улыбаться, а те, кто квакал, примолкли.

А прямо передо мной разошлась стена. Вид такой, будто она была не сплошная, а из каких-то мягких волокон — но, наверное, тут только дверной проём был так устроен. Между волокнами проскользнула маленькая женщина или девушка, золотисто-беленькая, курчавая, пушистая, как собачка-болонка. Она весело обнюхалась с Цвиком — а потом со мной. От неё пахло опилками, сырой землёй, резаной травой — но она тут же спохватилась и сделала цветочный запах, вроде жасмина.

Сперва она спросила что-то у меня, потом — у ребят, но никто не мог ничего понять. Тогда они с Цвиком попросили мохнатого Гларми, получили его согласие, взяли нас за руки и потащили в эту псевдодверь.

А за ней оказалась обширная, ярко освещённая солнцем веранда. И по этой веранде, по слою мха цвета сухой травы, бродило множество очень странных существ.

Таких странных, что мы все остановились, как вкопанные.

Ходили эти создания на двух ногах, у них было по две коротеньких ручки — или это были вырожденные крылышки, без перьев, как у ощипанной курицы. Общий вид — как игрушечные тираннозаврики резиновые, только морды у них были не тупые и зубастые, а длинные — и кончались клювом. А всю тушку каждого такого тираннозаврика покрывала чешуя, то серая, то коричневая в разводах, то песочного цвета, то белёсая в мелкую бурую полосочку.

А ростом они… самый большой достал бы мне головой до колена.

Некоторые из этих существ ели что-то из корытцев, тянущихся вдоль стен. Некоторые почёсывали себя клювом подмышками. Некоторые рылись во мху, будто хотели что-то там разыскать. И квакали-мяукали именно они.

— Вот бляха… — протянул Серёга непонятно, то ли восхищённо, то ли с порицанием.

— Птичник, — утвердительно сообщил Артик.

— Вот эти? — тут же спросил Витя. — Думаешь?

— Не сомневаюсь, — Артик кивнул и снова кивнул. — Диня, ты можешь спросить… спросить у кого-нибудь из местных?

Почему нет?

— Яйца? — спросил я у Цвика и показал пальцами яйцо — в воздухе овал нарисовал. Весь окружающий народ это очень развеселило и самого Цвика тоже. — Яйца, да? — спросил я.