Дмитрий Гришанин - S-T-I-K-S. Рихтовщик-7. Дорога без начала

Увы, передышка моя продлилась не долго.

Железяка под оголившимся, во время недавних метаний по «гробу», животом вдруг начала быстро нагреваться, а через отверстия вентиляции внутрь стального ящика стал просачиваться едкий дым горящего пластика. По всему выходило, что я оказался в эпицентре пожара, полыхнувшего на месте крушения транспортного средства. Припомнив металлический лязг снаружи, вполне подходящий под засбоившее вращение винта, вычислил даже тип транспортного средства – вертолет. Но это дополнительное знание ровным счетом никак не могло помочь в безнадеге сложившейся ситуации.

Да «гроб» защитил меня от взрыва, и я не сгорел вместе с пилотами в первую же секунду падения. Но я вовсе не спасся, а получил лишь незначительную отсрочку неминуемой гибели. Очень скоро мой стальной ящик раскалится от окружающего огня, и я запекусь внутри, как гребаная утка в утятнице. Буду умирать долго и мучительно. А впрочем, учитывая наличие кляпа во рту, и сломанный нос, наверняка, гораздо раньше я вырублюсь из-за угара ядовитым дымом… Как бы то ни было, на фоне моей незавидной участи, мгновенная смерть пилотов выглядела куда как более предпочтительным исходом.

В ушах щелкнуло – сработавшая регенерация вернула слух. Кровотечение из носа тоже унялось, и травиться ядовитым дымом стало куда как легче.

Я услышал треск пламени снаружи, полностью подтверждающий мои худшие опасения – щедро сдобренный горючкой из взорвавшихся баков, салон вертолета занялся всерьез и надолго. Значит, плачевной участи запеченной утки мне не избежать… Тут же, в подтверждение мрачных думок, живот обожгло жаром раскаленной сковороды. Я невольно завозился, перекатываясь на левый бок – худо-бедно прикрытый спецовкой. И во время возни услышал вдруг снаружи неразборчивые людские голоса.

Отчаянно замычав, я стал биться затылком о раскаленную стенку «гроба». Из-за появившейся надежды пропало даже онемение в ногах, и я смог еще несколько раз от души приложиться по бортам ящика носками и пятками тяжелых берцев.

Разговор снаружи стих. И несколько мучительно-долгих секунд я отчаянно колошматил по стенам «гроба», не зная: меня услышали и поэтому замолчали, или говорившие, постояв возле горящего вертолета, поняли, что поживиться здесь им не обломится, и просто свалили по своим делам.

Я уже практически выдохся и снова отчаялся. Припекаемая снизу раскаленным, как утюг, стальным листом одежда начала дымиться. На обожженном даже через волосы затылке лопались кровавые пузыри. Ноги снова налились убийственным свинцом и перестали повиноваться… Сквозь навалившуюся апатию обреченности я даже не сразу понял, почему вдруг снова заколыхался из стороны в сторону внутри «гроба». Когда же до затуманенного угаром мозга дошло, что мой ящик пришел в движение, явно подхваченный чьими-то руками снаружи, позабыв о кляпе, я отчаянно замычал, пытаясь высказать всю свою безграничную благодарность незнакомым спасителям, избавляющим меня от реально страшного конца.

В мычании своем, как водится, переусердствовал, сбил дыхание и закашлялся. Пытаясь отдышаться, лишака хватанул угарного газа и, потеряв сознание, в очередной раз провалился в непроглядную черноту беспамятства.

Глава 32, в которой потеряшки встречаются, и картина начинает проясняться

Возвращение в сознание обернулось для меня просто невыносимыми адскими муками. Обожженные щеки, затылок, бок и живот пылали огнем. Избитое о стальные стенки ящика тело страшно ломило, будто я находился в пыточной терзаемый клещами доброго десятка палачей. Из-за чудовищной боли я даже не сразу понял, что нахожусь уже вне смертоносной тесноты «гроба», свободно лежу на траве и вижу солнце.

Не сдержавшись, я взвыл, как сопливый пацан – благо рот, наконец-то, оказался свободен. Но изливать душу в крике довелось мне не долго. Вопль мой практически сразу же оказался запечатан крепкой мозолистой ладонью.

Я инстинктивно тут же рыпнулся освободиться, и не перетянуты больше скотчем руки охотно откликнулись на команду мозга. Но до зажавшей рот ладони злодея пальца мои, увы, не дотянулись – чуть вскинувшись, обе руки тут же снова вышли из-под контроля, забившись в болезненных судорогах.

– Ну вот зачем так резко-то?! Ведь только-только ожоги начали схватываться…

– Хоре гундеть, братан! Видишь, как ему хреново?! Делай уже чего-нибудь! Целитель ты – или кто?!

Стоило оживающему сознанию зацепиться за раздающиеся над головой голоса, и терзающие тело адские муки ушли на второй план. Даже руки перестало кошмарить судорогами.

В глазах прояснилось, и я обнаружил пару новичков-крестников, склонившихся над мной на крохотной лесной полянке.

– Фкунф?.. Фаба?.. – пропыхтел я кое-как, дождавшись, когда ладонь бывшего участкового чуть ослабит захват.

– Начальник! Мы тоже так рады снова тебя увидеть! – тут же откликнулся Скунс, и от переизбытка чувств, в своей фирменной манере, шумно ароматизировал воздух.

– Вот ведь бздун, мля!.. Скунс, ну че ты опять, в натуре! Ведь целый час до этого без пердежа продержался, – попенял другу Жаба.

– Извини, я не специально.

– Да ну тя, нахрен…

– Эй! Мофет, уфе меня-фо отпуфтифь?! – возмущенно запыхтел я в так и не убранную от лица ладонь.

– А ты кричать не станешь больше? – строго спросил Жаба.

– Тут боты рыщут недалеко, – пояснил Скунс, смягчая суровый тон друга. – Мы опасаемся…

– Пофтораюфь, – кивнул я. И от движения головой глухо застонал.

– Да дай ты ему уже какое-нибудь обезболивающее, – фыркнул Жаба, отодвигая руку от моего рта. Но сам остался сидеть на корточках рядом, готовый в любой момент вернуть руку обратно.

– И рад бы, да нечего пока, – развел руками Скунс. – Дар мой еще двенадцать минут в откате будет. А живцом ты пару минут назад его хорошенько уже напоил. Перед следующей дозой живца надо выждать хотя бы минут двадцать. А то, вместо пользы…

– Эй, умник, – прохрипел я, прерывая действующее на нервы брюзжанье целителя. – Вот, возьми в моей правой руке… Надеюсь, знаешь, что с этим нужно делать?

Скунс, с быстротой мангуста, выхватил извлеченную мною из ячейки последнюю нить янтаря и, не скрывая разочарования, тут же заворчал:

– Только гладкая?.. При таком обилии травм, боюсь, она окажется малоэффективна.

– А ты не бойся, – прошипел я сквозь зубы, волевым усилием гася очередную волну боли. – Готовь раствор.

– Просто, узелковая была бы куда как эффективней. И если есть такая возможность, то разумно было бы…

– Слышь!.. Умник!.. Не беси меня! – рыкнул я.

И судя по тому, как отшатнулся знахарь, оглашая поляну раскатистым пердежом, получилось точь-в-точь по тигриному.