Коллектив авторов - Приход № 1 (декабрь 2013). Введение во Храм

Церковь – это тоже своего рода средство передвижения. Недаром ведь одним из ее древнейших символов является корабль. Только точка А, в данном случае, – наша земная жизнь, а точка Б – вечное Царство Христа. И человек, севший на корабль, управляемый Христом, тоже должен быть защищен знанием. Вот для этого мы и создаем нашу газету. Нас не смущает, а только радует, что уже существуют такие прекрасные интернет-ресурсы, как «Православие и мир». Пускай их будет еще больше. Мы не претендуем на что-то небывалое и гениальное. Но нужно делать, что можешь, и пусть цветут все цветы.

Запись фрагмента передачи «Временно Доступен» телеканала ТВЦ, показанной в конце ноября. Ведущие Дмитрий Дибров и Александр Карлов.

Гость: Андрей Кураев

Дмитрий Дибров:Когда человек крестится, во многих популярных брошюрах о значении крещения говорят о том, что он становится маленькой клеткой живого организма, каким много веков является Русская Православная Церковь. Хотелось бы подумать, как живет этот организм. Хотелось бы думать, что между вами, священнослужителями, существуют свои параллельные формы коммуникации: вы знаете батюшек благочестивых, батюшек-подвижников и вы знаете друг друга. И может быть, вы так корпоративно и делитесь на тех, кто исповедует одну доктрину и другую. Между вами какие-нибудь семинары бы происходили или например, вы бы знали, что в Архангельске достойный есть диакон, а тот, ну, скажем, Кураеву бы писал. А какой-нибудь батюшка в Новосибирске вас бы критиковал. И вот так бы жила эта Церковь, как организм. Да или нет – такое есть?

Андрей Кураев:Есть, но все, что называется, как у людей. Чего у нас нет, и мне этого очень жаль: первое, нет чувства корпоративно-сословной солидарности и единства, которое было раскатано советским катком, прежде всего. Когда люди, священники боялись друг друга, когда все знали, что могут быть и стукачи, и поэтому – молчи, скрывайся и таи мысли и мечты свои. Даже в небольшой внешней черте это проявляется: предположим, еду я в рясе в московском метро, вижу, священник идет навстречу, и крайне редко священники в Москве здороваются друг с другом, этого нет. Второе, у нас нет курсов повышения квалификации, и это совершенно возмутительная вещь. Понимаете, у журналистов, врачей, педагогов, юристов, бухгалтеров есть постоянное обновление знаний. У нас считается, что если ты закончил семинарию, дальше учиться уже нечему. А ведь проходят годы, меняются поколения, эпохи, культуры… Пусть ты в одном и том же городе служишь, на одном приходе, но мир-то вокруг меняется. Да и православие само – целая вселенная, до конца жизни ее все равно не познать, не говоря уже о коммуникации с другими людьми, которые в этом нецерковном мире живут и к твоему порогу подходят. Нет такого рода обучения и подготовки, к сожалению.

Дмитрий Дибров:Но есть же какие-то подобия социальных лифтов. Как мы все радуемся, что есть владыка Иларион, ведь он так продвинулся в области композиторства, даже его кантаты все слушают. Он становится все популярнее и популярнее среди светской интеллигенции, и кто-то его из Вены хвать-похвать – и в Москву. Наверное, значит, работают ведь лифты-то эти. И таких достойных служителей, видимо, много.

Андрей Кураев:Эти лифты работают не для нас, не для священников, они работают для монахов, то есть для тех людей, которым эти лифты, казалось бы, вообще не нужны. Сознательное решение Церкви когда-то в древности – к власти допускать тех, кто боится этой власти, кто плевать на нее хотел. Есть такой человек, который однажды плюнул в лицо современности, карьеризму и ушел от нас куда-то далеко. Со временем мы можем погнаться за ним и понудить вернуться, но вот именно потому, что он стал «иностранцем», отшельником, чужим, иноком, иным среди нас. Поэтому вернись к нам, и мы будем уверены в том, что ты не член какой-то из противоборствующих партий, кланов, и ты как чистый «иностранец» будешь здесь нами править. Поэтому вот такая парадоксальная структура в Церкви, которая поднимает людей, отрекшихся от высоты.

Александр Карлов:И вот эта парадоксальная структура в Церкви выходит на поверхность. Только ленивый не говорил о дорогих машинах, о дорогих часах, о всевозможных правонарушениях, которые совершают священники…

Андрей Кураев:Это уже другой вопрос. Идея-то сама по себе правильная, забыли только одну малость выяснить, кто зовет-то к этой власти от имени Церкви? Кто и по каким критериям, и решая какие задачи, призывает к этой епископской власти? Очень серьезный вопрос заключается в том, что в Церкви нет никакой отчетности друг перед другом. Понимаете, вот этим летом был я в Австралии и вывез оттуда замечательную приходскую газетку. В ней опубликовано сообщение о проведении приходского собрания, и главная тема собрания, какой холодильник купить на кухню. Мне это так понравилось: там западный принцип. Я вхожу в некую общину, плачу ежегодный членский взнос, но взамен получаю права. Право не выбора цвета скатерти на обеде, но я прошу отчитываться передо мною, как вы расходуете мои деньги, которые я вам доверил. И это очень важно, ведь поймите, если есть такое поименное членство в приходе и если есть финансовое участие в жизни прихода, значит, ты получаешь право контроля. Это безумно многое решает.

Более важные вопросы: те же кадровые назначения. Когда-то давно вплоть до XVIII века люди сами выбирали себе священника. Вот на селе в Ивантеевке умер батюшка. Мужики собираются, давайте, кого из нас выберем. Петрович, он, вроде, такой церковный человек, грамотный, добрый. Пошлем его в город к епископу, пусть он его подучит, рукоположит и вернет нам. Это интересная модель, у нее были серьезны минусы, впрочем. Во-первых, Петрович иногда был слишком хорошо известен, мол, мальчишками дрались вместе, подростковые шалости, а ты теперь нас учишь жизни. Во-вторых, в этой модели между Петровичем и остальными христианами не было культурного разрыва, то есть ему нечему было учить, он знает не больше их. Потом уже появились это образовательные конвейеры, семинарии. Очень часто семинария особенно XIX века давала те знания, которые в деревне совсем не нужны. Ты знаешь латынь, греческий, но жизнь крестьянина ты зато не понимаешь. Ты, как иностранец, в своей собственной деревне. Как янычара, мальчика в 11 лет берут в семинарию, а через 15 лет возвращают священником, и он совершенно в другом мире жил.

Впрочем, в итоге приход лишили фундаментального права выбора: кто будет нашим духовным отцом? И родилась поговорка, «что ни поп, то и батька». Поэтому здесь, да, надо честно сказать – есть серьезная проблема. Церковь – это институт не модернистский, и у нас не только свой язык, свой календарь, но и сохранились свои феодальные системы внутренних отношений с «черным» налом, с «подарками». Все знают, что эти «подарки» есть, они влияют на то, какие решения и как принимаются.