Александр Кушнир - Хедлайнеры

Идея Фадееву понравилась, но дальше разговоров дело не пошло. Возможно, не хватило времени, возможно – денежных потоков. …

Прошли месяцы. Слухи о том, кто именно вокалирует на альбоме, стали постепенно стихать. В конце концов, все помнили русские поп-повести временных лет – истории, связанные с группами “Мираж” и “Ласковый май”, когда на альбомах пели одни артисты, а на гастролях – другие. Скандальный опыт франко-немецкого дуэта Milli Vanilli можно было и не вспоминать…

Настала пора подводить первые итоги. Журнал “Афиша” заказал мне материал про Глюкозу – что-то из серии“Прорывы 2003 года”. Так сказать, взгляд изнутри. Я решил ретроспективно пообщаться с Элиасбергом – на тему “бойцы вспоминают минувшие дни”. Инвестор Фадеева уже вышел из шоу-бизнеса и поэтому мог быть вполне объективен. Наша беседа получилась слегка ностальгической, милой и достаточно откровенной. В процессе монолога Александр Аркадьевич внезапно вспомнил, что на самой первой кассете Глюкозы, присланной из Праги, вокал был… мужской. Услышав это, я чуть не упал со стула вместе с диктофоном. Вот это поворот!

Задним числом выяснилось, что первоначально все “арии” Глюкозы пропевал Максим. Это получалось у него настолько феерически, что, разъезжая тем летом по Кипру, Элиасберг радовался жизни исключительно под музыку “Глюкозы”. Закольцевав фадеевскую версию на кассете, Александр Аркадьевич ловил нечеловеческий кайф в режиме “нон-стоп”.

“Фадеев, как исполнитель своих песен, просто изумителен, – задумчиво произнес Элиасберг. – В плане голоса он просто волшебник. Любой человек, который будет петь это после Максима, все равно создаст только копию. А оригинал сделан рукой Мастера. Фадеев ловит и отражает все нюансы, которые возникали еще в процессе создания Произведения. Каждый звук, который издает Максим, идет изнутри. И он владеет им в совершенстве”.

Спустя полгода я заглянул по делам в новый офис Композитора, расположенный в подвале жилого дома где-то на севере Москвы. “Где тут у вас студия Фадеева?” – спросил я у старушек, энергично лузгающих семечки на освещенной солнцем скамейке. “А, это который Шоколадный заяц! – радостно прошепелявили беззубые пенсионерки. – Это, значит, направо. За углом”.

Я завернул направо и спустился в подвал. Вместе с братом Артемом Фадеев разрабатывал анимационный ряд концертного тура Глюкозы. Ставил мне новые песни “фабрикантов”, показывал home-video репетиций с Наташей, в которых она пропевала новые песенки. В конце съемки Макс, довольный результатом, даже по-отечески поцеловал ее в щечку. Я не очень понимал, зачем он эту творческую кухню мне демонстрирует, но Фадеев словно прочитал мои мысли: “Ты-то хоть веришь, что это Наташа поет?”

Мы выползли из полутемного подвала на свежий воздух. “Макс, мы же с тобой сто раз говорили на эту тему, – ответил я. – Мне похуй. Ты, глядя мне в глаза, говоришь: „Поет Наташа“, – значит, Наташа. Так тому и быть. Понимаешь, когда я покупаю дорогие часы, то не имею дурной привычки задумываться, как в них устроен механизм. Магия бренда… Как напишем, так и будет”.

…Тем временем Глюкоза заканчивала свой первый тур. Пятьдесят городов, шестьдесят концертов. Всё честно, всё по-взрослому. На каждом выступлении – шесть экранов, шесть проекторов и сборный круглый подиум. А также – две гавайские гитары, стик-бас и клавиша-стойка в виде пружины. Периодически применялась снег-машина, которая метала хлопья искусственных метеорологических осадков на песнях “Снег” и “Вокзал”.

На концерте в Питере толпа легко снесла металлические ограждения на многотысячном стадионе. После первой же песни. “Все разнесли в пух и прах, как пластмассовые игрушки из незапертого детского магазина”, – вспоминает концертный директор Глюкозы. В Ялте после выступления Наташа отказалась играть за сумасшедшие деньги на дне рождения местного депутата. Города сменяли города, а Глюкоза перед выходом на сцену по-прежнему чуть нервно пила минералку. И шла петь в микрофон.

Все в нашей истории было бы славно, если бы не вышедшая спустя несколько лет книга мемуаров Михаила Козырева – как уже упоминалось, близкого приятеля Фадеева. Выяснилось, что бывший гендиректор “Нашего Радио” присутствовал в Праге при зарождении проекта “Глюкоза”, когда первые песни напела на пленку Наташа. Но не Ионова, а Наташа Усачева – жена Максима Фадеева. Затем голос обрабатывался в студии, пропускался через компьютерные программы и стилизовался под девичий вокал. А всё остальное вы знаете. И Макс знает. И я знаю. Пусть будет так.

…С Наташей Ионовой я встретился где-то через год после ее прорыва. За ее спиной уже были сотни концертов, более миллиона копий альбома, а клип “Невеста” получил приз “Best Russian Act-2003” на церемонии вручения премии “Europe Music Awards”. Она выпустила второй альбом – с чуть другим, более низким вокалом – по-видимому, связанным с ломкой голоса. Сама написала несколько текстов и вообще стала держаться поувереннее. На ее сайте хронически отсутствовала рубрика “Архив”, что по-человечески было понятно. Наташа стала персонажем истории, в которой ее ждало блестящее будущее, но у которой не существовало прошлого…

“Ну как, тяжело?” – спросил я Глюкозу где-то в районе гримерок “Олимпийского”. Того самого “Олимпийского”, о котором мы грезили с Фадеевым в контексте триумфального концерта виртуальных приволжских Gorillaz. Блядь, какая же красивая у нас была мечта!

“Честно говоря, я думала, что будет тяжелее”, – мультяшным голосом ответила Глюкоза. И уверенной походкой отправилась на сцену.

Незадолго до сдачи книги в печать я приехал в гости к старому другу Бурлакову – взять у него что-то наподобие интервью и обсудить текущие дела. Мне надо было решить запутанный вопрос с оплатой одного из региональных концертов “Братьев Грим”, который в итоге так и не состоялся. Деньги были выплачены, но назад не возвращены. Ситуация выглядела сложной, и ее требовалось каким-то образом прояснить. Но, хорошо зная мои приемы ведения переговоров, открыть рот и набрать скорость мне не дали.

Бурлаков очень грамотно перехватил инициативу в дебюте, сразу же обозначив свою жесткую позицию по данному вопросу. Похоже, я терпел обидное поражение ценой в несколько тысяч долларов. С точки зрения линейного бизнеса это было, безусловно, печально. “Но какой игрок, какой игрок”, – завистливо думал я, зорко разглядывая Леню не только как героя книги, но и как произведение современного искусства. Пристальное наблюдение за объектом велось в режиме “он-лайн” – аккурат с расстояния в полметра. Такой себе юный натуралист…