Александр Кушнир - Хедлайнеры

Илья Игоревич крепился и делал вид, что ничего не произошло. Но когда журналисты все-таки раскусили изменения в составе “Троллей” и начали жалеть о заячьих ушках, которые носила на концертах незабвенная Олеся, Лагутенко немного по-людоедски отозвался: “Уши-то остались!”

…Мои отношения с Бурлаковым переживали очередной расцвет упадка. Причем не из-за денег. Все началось с того, что на очередной планерке Лагутенко продемонстрировал привезенный из Лондона фотоальбом, посвященный нашей любимой группе Kula Shaker. Я сдуру сказал, что английский текст про Kula Shaker – говенный, да и дизайн можно придумать более прогрессивный. Мол, и дизайнер у меня имеется, и я знаю человека, который мог бы быстро написать какую-нибудь веселую “Правду о Мумиях и Троллях”. На тему человека – это я так удачно пошутил, имея в виду себя.

Как ни странно, меня поняли. Лагутенко задумчиво сказал: “Интересно-интересно”, а Бурлаков подозрительно промолчал. Зато на следующий день часов в десять утра он стремительно приехал ко мне домой. Леня выглядел как именинник и брызгал идеями. Все идеи упирались в одно – мол, давай скорее считать бюджет книги про “Троллей”. Покой нам только снился…

Надо отдать должное напористости Бурлакова. Не имея четкого понятия о законах книжного бизнеса, он построил беседу следующим образом: “Все элементарно: существует куча издательств, которые будут счастливы выпустить книгу про „Мумий Тролль“. В общем, так: ты, Кушнир, пишешь книгу. Твои люди ее макетируют, издательство издает, а мы продаем. Делаем это на концертах и через фан-клуб. Вот тебе себестоимость, вот оптовая цена, вот продажная цена, вот прибыль. Никаких проблем!”

Первоначально проблем действительно не было. Я оперативно брал интервью у “Троллей”, а мои бойцы под руководством дизайнера Саши Коротича макетировали написанные по ночам тексты. Вскоре мы нашли столичное издательство, которое печатало книги в дорогой, но очень качественной типографии в Хельсинки.

Мы вывели макет на пленки и планировали презентовать “Правду о Мумиях и Троллях” во время выступления группы в “Лужниках”. При поддержке “Московского Комсомольца” на фестивале “Мегахаус” ожидалось около 50000 зрителей – поэтому продажи предполагались соответствующие.

Мы вовремя сделали книгу, издательство ее вовремя сдало в типографию, а типография вовремя напечатала. Мы успевали к фестивалю в “Лужниках”, что называется, с закрытыми глазами. Но тут в дело вмешались простые финские водители, которые умудрились везти тираж из Хельсинки целую неделю – вместо обещанных двух дней. Где они бухали все это время, тайна великая есть…

Когда лучшие представители скандинавского пролетариата допилили до московской таможни, был вечер пятницы. До утра понедельника на таможне никто не работал. “Тролли” выступали в “Лужниках” в субботу вечером. Продажа книги срывалась – по крайней мере, ее первый день.

Дальше начались поиски виновного. Наше издательство все сделало вовремя – как, впрочем, и финская типография. В договоре был задекларирован срок завершения работы, но убийственным образом не стояла дата доставки тиража. Бурлаков почему-то решил, что из всех сотрудников “Утекай звукозапись” ехать на таможню должен именно автор – типа спасать тираж.

Я, естественно, в абсолютно раскрепощенной форме сказал все, что на эту тему думаю. В ответ Бурлаков решил “включить Сухомлинского” и заявил, что если я не заберу тираж, то на поездку во Владивосток – на презентацию книги и съемку клипа “Владивосток 2000” – могу не рассчитывать. Я огрызнулся, сказав, что наконец-то допишу “100 магнитоальбомов”. А то трачу кучу времени на всякие типографии. Короче, занимаюсь какой-то хуйней…

В итоге вместо меня во Владик полетел Макс Семеляк из “Афиши”, который много сделал для популяризации “Троллей” в те годы. Может, оно и к лучшему – Макс попал в клип “Владивосток 2000”, чего со мной бы точно не произошло – по многим причинам.

…Нас с Бурлаковым помирила Земфира – вернее, ее кассета. Когда мы прослушали демо-запись, стало понятно, что перед нами – талант огромного масштаба. Одновременно для “Утекай звукозапись” это был реальный шанс выкарабкаться из того места, в котором фирма тогда находилась. Мы сконцентрировались и начали распределять обязанности по новому артисту. Лагутенко занимался художественной стороной процесса и саундпродюсированием, Бурлаков – стратегией и финансами, а я – прессой.

Помню, в один из августовских дней Леня, Илья и я топали от новой солнцевской квартиры Бурлакова на репетиционную базу “Троллей”, расположенную по соседству. По дороге мы со школьным энтузиазмом начали обсуждать перспективы Земфиры. У нас было ощущение надвигающейся сенсации, но какие-то сомнения, естественно, точили душу.

Илья честно признался, что не представляет, как Земфира будет выглядеть на сцене с гитарой. Я сказал, что не представляю ее на сцене в юбке. Итог этому “мальчишнику” подвел Бурлаков: “Если это действительно будет нужно, она выйдет на сцену и с гитарой, и в юбке. Обещаю”.

Мы с Лагутенко удивились подобной уверенности и переглянулись друг с другом. Леня, как великий психолог, перехватил это перемигивание и решительно добавил: “Можете не сомневаться!”

…До того как начать плотно работать с Земфирой, Бурлаков сделал ряд важных шагов. Во-первых, встретившись с артисткой, он в свойственной ему манере расписал ее творческую жизнь вплоть до декабря 2010 года. Делал он это жутко убедительно – не поверить было нельзя. Неудивительно, что Земфира вмиг позабыла все свои предыдущие договоренности – в частности, обещание работать с продюсером “ЧайФа” Димой Гройсманом.

“Это очень неприятно, когда артист уходит от продюсера, который успел хотя бы какую-то долю внутреннего мира в него вложить, – позднее исповедовался мне Гройсман. – Всегда это обидно. Кажется, что это нечестно, так нельзя. Когда я об этом думаю, меня больше всего злит, что Бурлаков не позвонил мне. Он знал о том, что мы с ней договорились. Но он не позвонил мне, а стал звонить Земфире и спрашивать, подписала ли она со мной контракт. А если этого контракта нет, то он предлагает ей более выгодные условия. И я так понимаю, что имя Лагутенко использовалось. Конечно, тогда „Мумий Тролль“ на рынке шоу-бизнеса звучал очень серьезно…”

Короче, в определенный момент менеджер “Троллей” произнес нужные слова, и Земфира стала артисткой “Утекай звукозапись”. Бурлаков начал заниматься отбором репертуара для ее дебютного альбома, получая из Уфы по пять-шесть композиций ежемесячно.

“Если меня зацепила хотя бы одна песня из десяти, я уже готов этим заниматься, – вспоминает Бурлаков. – А у Земфиры мне из десяти композиций нравились все десять. И это меня настолько шокировало, что я несколько месяцев не соображал, что делать. Я просто запарился отбирать… В итоге в первый альбом так и не вошла моя любимая песня „Петарды“ – про ощущения девочки, курсирующей между Уфой и Москвой, постоянно получающей отказы, но круто заряженной на достижение цели… И еще у Земфиры был один стопроцентный хит – „Имя мне суицид“. Настолько сильная была песня, что я просто побоялся ее брать. Я нутром почуял: если она появится, мы точно получим десятки смертей. И в альбом ее тоже не включил”.