Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Проездом из Перми завернул в рок-клуб «Город» из Новосибирска. Черная кожа, куча шипов, яростные запилы, в общем, полный Heavy Metal. Публика поначалу с удовольствием слушала сибирских «Скорпионов», но, когда на третьей песне длинноволосый хаер случайно сполз с коротко стриженной головы вокалиста, по залу пошли смешки. Окончательно добили программу затянутые соло всех инструменталистов. Они были хороши, но смотрелись так же искусственно, как пресловутый парик. «Город» проводили довольно жидкими аплодисментами.

Еще на мастерской выступили «Солярис» и «Метро». Обе группы старались выглядеть лучше, чем прошлым летом, но им это не удалось. Однако если Володя Кощеев даже после повторной неудачи сумел собраться и вывести «Солярис» на качественно новый уровень, то Аркадий Богданович свое «Метро» закопал окончательно.

К своему дню рождения рок-клуб стал готовиться загодя — 14 марта ему исполнялся ровно год. Решили устроить смотр передовиков и пригласить гостей из разных концов страны — «Калинов мост» из Новосибирска и «Алису» из Ленинграда.

Кинчева сотоварищи на Урале знали хорошо. По магнитофонам уже два года ходил их альбом «Энергия», да и те, кто посещал ленинградские фестивали, рассказывали об их выступлениях в восторженных тонах. Сибиряки были темными лошадками. Их пригласили, доверяя рекомендациям Кинчева, которому понравилось их выступление в Питере. «Калинов мост» попросился выступить дважды. Гостям пошли навстречу и перед большим вечерним юбилейным концертом устроили дневной, на котором играл только «Мост». Никто не знал, с чем едят этих гастролеров, и билеты на дневной концерт шли в нагрузку к вечерним.

В 14.00 зал ДК Свердлова был заполнен дай бог на две трети, но «Калинов мост» это не смутило. Они быстро растопили настороженный холодок публики. Их программа тогда более ритм-н-блюзовая, нежели фольклорная, раскачала зал. У тех, кто вслушивался в слова, вызывали недоумение мелькавшие кое-где антисемитские нотки и попытки радения за чистоту родной культуры с помощью заокеанской музыки. Но в целом «Калинов мост» понравился.

Вечерний концерт открылся кинопоказом. Снятые Алексеем Балабановым «Советский Урал» № 13 и короткометражка «У меня нет друга» смотрелись уже как исторические ленты из Госфильмофонда. Затем выступили рок-клубовские звезды, игравшие по 10–15 минут. «Каталог» сделал рискованный шаг, сыграв три новые песни. Получилось как-то неуверенно, удачно прозвучала только «Про дядю Витю», трогательно спетая Славой Андроновым. «Чайф» решил не оригинальничать и выдал пятерку проверенных хитов. «Ободранного кота» Шахрин посвятил худсовету. В это время за кулисами разгорался небольшой скандал. Грахов пытался запретить Бутусову исполнять незалитованных «Скованных одной цепью», но безуспешно. «Наутилус» презентовал землякам запрещенную песню и новый хит «Отход на север», а также впервые продемонстрировал на родине, как он звучит с живыми барабанами.

«Калинов мост» приветствовали уже как добрых друзей. Зал восторженно взвыл после строчки «Наша матерь — Сибирь, а Урал нам отец». Дима Ревякин под впечатлением теплого приема увлекся и так затянул программу, что даже его звукоинженер стал из-за пульта показывать ему скрещенные руки — мол, хватит. Зрители уже подустали и начали скандировать «Алиса! Алиса!». Когда сибиряки покинули сцену, Илья Кормильцев в кулуарах сравнил их выступление с товарным составом, следующим из Москвы во Владивосток, настолько оно было затянуто.

«Алиса» подстраивала звук уже перед взведенной до предела публикой. Питерцы не обманули ожиданий и начали с программного номера «Мы вместе». Зал с готовностью встал на уши и с восторгом встречал не только каждый звук кинчевского голоса, но и каждое движение его алого шарфа, которым он размахивал над головой. «Время менять имена» завершала программу, и на этом номере вышел Могилевский, сыгравший соло на саксофоне. «Алиса» ушла было со сцены, но публика вытащила ее на бис, заставив исполнить два рок-н-ролла. Под них танцевали уже все, кроме членов худсовета.

После концерта сборная из гостей и хозяев переместилась в клуб Арха, где начался гудеж. Под утро бурное празднование перекочевало в гостиницу обкома профсоюзов, где поселили гастролеров. Отель был общажного типа, с длинным коридором во весь этаж, в одном конце которого находилась комнатка дежурной, а в другом — туалет. На рассвете утомленный Кинчев перепутал направления и очень живописно продемонстрировал обалдевшей дежурной то, чем он закусывал в эту веселую ночь. После такого конфуза всех музыкантов выселили из гостиницы досрочно. «Алиса»-то не пострадала — группа улетала домой рано утром. А вот половине «Калинова моста» пришлось еще целые сутки искать приюта у гостеприимных свердловчан.

Спустя несколько дней, 19 марта, собрался худсовет для ставшего уже будничным процесса литовки. Но Евгений Зашихин неожиданно придал этому рутинному заседанию остроту и скандальность. Он был оскорблен песней «Чайфа» «Ободранный кот», которую Шахрин посвятил худсовету. Евгений сказал, что работать цензором ему не нравится, что он не хочет наживать себе врагов ни среди рокеров, ни среди властей. «Литовать нужно все, — заявил Зашихин. — Любая встреча группы со слушателями, даже провальная, — это лучшее средство воспитания».

После бурного обсуждения было решено передать функции литовки администратору рок-клуба Александру Калужскому. Сбросивший груз с души Зашихин на радостях залитовал почти все тексты, скопившиеся в его папке. Разрешение играть свои песни получили «Каталог», «Кабинет», «Степ», «Флаг», «Урфин Джюс» и «Наутилус». Правда, две песни «Нау» («Скованные» и «Отход на север») Зашихин литовать все-таки отказался. Бутусов предъявил паспорт, пытаясь доказать, что крамольная строчка «Я внебрачный сын октября» — это о нем, родившемся 15 октября. На Зашихина документ впечатления не произвел: «Ты думаешь, я ничего не понимаю? Ясно же должно быть, что можно, а что нельзя».

Литовку двух этих песен через несколько недель подписал уже Калужский. Администратор рок-клуба разрешал все, кроме явной порнографии и антисоветчины. Было ясно, что эти бумажки с печатью — пустая формальность, но группы продолжали носить свои машинописные тексты в клуб. Литовки на всякий случай приберегали для глухих мест, куда новости о перестройке еще не дошли. Где-то через год надобность в подобных документах полностью отпала и слово «литовка» в музыкальном своем значении окончательно перешло в разряд устаревших.

Весной 1987 года худсовет рок-клуба фактически упразднили, чем Грахов был очень доволен: «Мы сами распустили худсовет, когда поняли, что он уже изжил себя. Литовки потеряли всякий смысл. Государственная машина разваливалась прямо на наших глазах».