Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

С недостроенной высоткой «Турист» связан еще один эпизод «Сна». В клипе «Чайфа» «Лучший город Европы» Кириллу захотелось показать Свердловск, который является главным героем фильма, с высоты птичьего полета. Но о вертолете с камерой не стоило даже мечтать — Свердловск был закрытым городом, и получить разрешение на такую съемку было почти фантастической задачей. Тогда опять вспомнили о небоскребе. И о строительном кране, возвышавшемся над ним. Замысел был лихой: Кирилл с ассистентом и камерой садятся в строительную бадью, кран крюком ее подцепляет, подымает на стометровую высоту, они снимают поющих на крыше музыкантов «Чайфа», затем панораму города — получается очень красиво.

На крышу 25-этажного здания топали пешком. Вместе со съемочной и музыкальной группами высоту осваивала юная Аня Матвеева — знаменитая ныне писательница. Для съемок этого эпизода ее порекомендовал Калужский. Момент, когда Аня подымается на крышу по наружной лестнице, многих шокирует, но на самом деле он опасности не представлял. Она залезала на небольшое возвышение посреди крыши, но с помощью идеально построенного кадра кажется, что сразу за этим возвышением начинается восьмидесятиметровый обрыв.

Оставалось только снять красивый вид из летящей над городом бадьи. Но на пути полета фантазии встал инженер по технике безопасности стройки — он прекрасно понимал, что такой полет может закончиться падением бадьи, и ясно представлял, что останется от съемочной группы и что потом будет с ним. Тогда неугомонные киношники поместили включенную камеру в крепко сколоченный ящик и прикрепили его к тому же самому крюку. Кран поднял крюк и начал поворачиваться над крышей. «Чайфы» еле увернулись от летящей по огромной амплитуде камеры. Эти кадры можно увидеть — они вошли в первоначальный вариант финальных титров фильма. Посмотрев их, Котельников представил себя на месте этой камеры и мысленно поблагодарил специалиста по ТБ. Но отказываться от замысла красивого кадра было не в его привычках. Чтобы снять панораму, оставался один вариант — самому залезть на стрелу крана. На студии ему переквалифицироваться в верхолаза строжайше запретили, и были правы — такое сумасшествие никто из руководителей стройки бы не разрешил. Кирилл понурил голову и… пошел договариваться непосредственно с крановщицей…

Договорились, что она пустит киношников на стрелу в конце рабочей смены, когда начальства на площадке не будет. Женщина явно шла на должностное преступление, но в те годы волшебное слово «кино» не только открывало любые двери, но и лишало людей чувства самосохранения. Похоже, что его лишился полностью и Котельников. Поднявшись на кран (слава богу, на подъемнике), он с тяжеленной камерой пополз по стреле. Времени было в обрез, пока полз, сумерки сгущались. С крыши на котельниковскую акробатику с ужасом смотрел Шахрин: «Когда я увидел, как он ползет по этим железкам с тяжелой кинокамерой в руках, я понял, что ему дико страшно видеть внизу пустоту в 25 этажей. Когда кран стоял неподвижно — еще ладно, но когда стрела дернулась и поехала…» Съемка вроде бы удалась, но после проявки результат Кириллу не понравился — видны подсвеченная крыша, Шахрин, Бегунов, Аня, но ожидавшихся красот нет, сразу за крышей начинается тьма.

Пришлось договариваться с крановщицей еще на один дубль. Во время обеденного перерыва. В этот раз смог прийти только Бегунов, которому пришлось отдуваться за всех. Зато на стрелу Кирилл полз вместе с ассистентом Горнаковым. В этот раз панорама получилась гораздо лучше, но снимать ее было гораздо страшнее. «Когда внизу темнота, то высота меньше ощущается, а в этот раз мы хапнули эмоций… Я прекрасно понимаю, что смотреть на нас с крыши оба раза было жутковато. Я вообще боюсь высоты. Но в тот раз придумал способ борьбы со страхом — старался смотреть вниз только через объектив камеры, казалось не так ужасно. Отсняв пару дублей, мы освоились — сели, спустив ноги, закурили. Смотрим — мчится машина со студии, видимо, кто-то стукнул. Начались разборки, да еще всплыло, что я ползал по стреле не один раз, а два. Но кадры получились такими впечатляющими, что все успокоились — победителей не судят».

В сентябре собралась вся съемочная группа, и сообща решили, что пора фильм заканчивать, а то он, как ремонт, может тянуться бесконечно долго. Начался монтаж. В то время на Свердловской киностудии одновременно снималось очень много картин. И все многочисленные монтажные были заняты. «Сну в красном тереме» в лучших рок-н-ролльных традициях выделили ночные смены. С 8 вечера до 8 утра. На монтажном столе стоял обычный городской радиорепродуктор. Около полуночи в нем полчаса молчал Алан Чумак, заряжая воду и кремы радиослушателей. Кирилл в это время всегда клал у приемника пачку сигарет. «Дослушав» передачу, он отправлялся на перекур, поправляя таким образом свое здоровье. Монтаж одного из ключевых эпизодов шел под прямой репортаж о падении Берлинской стены.

Конечно, в фильм вошла лишь небольшая часть отснятого материала. Несколько десятков коробок с проявленной пленкой долгие месяцы пылились в коридорах киностудии. О них устали запинаться не имевшие отношения к «Сну» кинематографисты, и пришлось их срочно вывозить. Свое пристанище отснятый материал нашел в сарае у водителя съемочной группы. В бурные 1990-е этот водитель, грузин по национальности, вроде бы уехал на историческую родину. Сарая там, где он стоял, не обнаружилось. Скорее всего, бесценные рабочие материалы утеряны навсегда.

Когда дошла очередь до титров, Кирилл, памятуя, что он был оформлен режиссером только с середины съемочного процесса, подошел и к Богданович, и к Аболу с предложением включить их в титры. Оба отказались…

Фильм запускался под рабочим названием «Уральский рок». Именно такая надпись до самого конца стояла на круглых коробках с пленкой. Название «Сон в красном тереме» уже в октябре предложил Калужский. Котельников засомневался — не слишком ли это тонко. Но Саша уверенно возразил: «Мы же все объясним в самом начале». К сожалению, на объяснение, с которого начинается фильм, мало кто обращал внимание. У большинства название ассоциировалось не с толстенным романом, написанным в XVIII веке китайцем Цао Сюэцинем, а с чем-то антисоветским. Массовая аудитория рефлекторно реагировала на определение «красный», и в голове сразу же начинали рисоваться картинки алого коммунистического теремка. Бывали и более изощренные ассоциации — например, к премьере картины в Перми выпустили афиши с названием «Сон в красном дереве». Переговоры велись по телефону, связь, видимо, была не очень качественной.