Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Химик по образованию, он имел энциклопедический кругозор и был лингвистом от бога. Те, кто брался подсчитать количество языков, которыми Илья владел достаточно свободно, обычно сбивались после 15-го пункта. Было принято считать, что в его арсенале 17 языков. Сам полиглот на вопросы по этому поводу многозначительно улыбался. Знание языков часто помогало ему в написании текстов.

«Кормильцев нередко выбирал переводческий путь, — говорит Аркадий Застырец. — Он был в «языке» и мог использовать матрицы, которые в рок-н-ролльной традиции уже существовали. Я же не настолько знал английский, и песни, которые я слушал на пластинках, звучали для меня, как та же англофонная «рыба». Поэтому я всегда пытался реализовать свою собственную фонетическую содержательную матрицу».

Мнение об использовании Кормильцевым чужих идей довольно распространено. Действительно, достаточно сравнить его «Взгляд с экрана» и подстрочный перевод песни «Robert De Niro's Waiting» английской поп-группы «Bananarama»:

Текст говорит сам за себя. Достаточно заменить «Роберта Де Ниро» на «Алена Делона», а итальянский на французский — и совпадение будет почти полным. Надо лишь добавить напитки — «одеколон» и «двойной бурбон». Кормильцев разговоров о собственных источниках вдохновения старательно избегал. Он даже отказался демонстрировать переводческие способности в своеобразном поэтическом турнире, который как-то затеял Аркадий Застырец: «Мы должны были встретиться и за несколько часов сделать по переводу «Пьяного корабля» Рембо. Потом сравнить их и решить, у кого лучше. Но Илья то ли струсил, то ли не захотел… В результате я перевел «Пьяный корабль», а он — нет».

Творчество Кормильцева в Свердловске вызывало противоположные оценки. Николай Грахов скептически относится к частому применению термина «гениальность»: «Судить надо по результатам. В песни превращались только самые лучшие его тексты, уже прошедшие отбор композитора. Они хорошо подходили к красивым мелодиям и поэтому легко запоминались. Можно считать, что он был гениальным, но текстовиком. Как-то Калужский и Кормильцев читали свои произведения. Стало ясно, что стихи Калужского — это поэзия, а у Ильи — не поэзия, а тексты». Андрей Матвеев более категоричен: «При всем уважении к светлой памяти моего близкого друга Ильи Валерьевича, тексты «Урфина Джюса» — это бред собачий». В то же время Владимир Назимов полагает, что «для «УД» Кормильцев писал более сложные тексты, чем для «НП». Например, «Ален Делон» — текст изначально простой. Он предлагал его Пантыкину — тот отказался».

Алексей Хоменко считает иначе: «Тексты Кормильцева многослойны, он делает слушателя своим соавтором, дает ему домыслить важный именно для него смысл. Это и есть признак гениальности. Парадоксальный, непредсказуемый Илья был свободен от всего, в том числе и от традиций. Ведь что такое традиции — это лень сделать что-то по-новому. А его традиции не сдерживали. В применении к Илье мне слово «гений» не кажется преувеличением».

В середине 1980-х стало казаться, что Кормильцева слишком много на свердловской рок-сцене. Иллюзию усугубило еще и то, что на тех же подмостках появился младший брат Ильи — Евгений, сочинявший тексты для «Апрельского марша». Правда, его творческий метод был несколько иным, чем у брата. Первичной для Жени всегда была музыка (он стал соавтором многих мелодий «АМ»). Евгений сочинял стихи только на готовую «рыбу». Подобно Илье, он скоро стал многостаночником — писал тексты не только для родного «Марша», но и для «Насти» и «Инсарова». Помог со словами «Отражению», хотя с ними было сложнее — Кондаков сочинял слишком традиционную для Кормильцева-младшего музыку.

К концу 1980-х традиция «композитор и поэт — разные люди» стала потихоньку размываться. Мощный поэтический дар Шахрина сделал свое дело — его примеру писать и музыку, и слова последовали многие молодые музыканты. Еще одним ярким образцом «полноформатного» авторства стал Алексей Могилевский: «Мне очень нравится заниматься словесной эквилибристикой, стихотворным кубиком-рубиком, играть с рифмами, с размерами, с каламбурами». По поводу материала его «Ассоциации» Алексей Хоменко только восхищенно разводит руками: «Я не понимаю Могилевского. Что он цеплялся за «Наутилус»? Рядом был гениальный проект «Ассоциация»! Расправляй крылья и лети! Послушайте «Дожить любой ценой» — «Скованные…» рядом не стояли! Такие песни не стареют — они не старые, они просто срез того времени. Как Леха работал со словами — фантастика!»

Тем не менее традиция сотворчества еще долго жила на Среднем Урале. Александр Калужский сочинял тексты на английском языке для проекта Владимира Елизарова «East of Eden». Бутусов с Кормильцевым сотрудничали до самого конца «Наутилуса». Павел Тиганов, самостоятельно работая над репертуаром своего «Дня», писал тексты и для «Соляриса» Владимира Кощеева. Лучшие хиты «Агаты Кристи» написаны Вадимом и Глебом Самойловыми вдвоем. Стихи для многих песен «Смысловых галлюцинаций» принадлежат перу Олега Гененфельда. Такое количество творческих тандемов можно объяснить не только уважением к традициям, но и перфекционизмом уральских рокеров, считавших, что любое дело требует своего Мастера.

«Водопад имени Вахтанга Кикабидзе».

Эта по-детски наивная заведомо непрофессиональная запись не заслуживала бы упоминания, если бы именно она не стала началом пути одной из самых самобытных групп в истории советского рока.

Гитара, баян, специально ускоренные буратиночьи голоса. Запись вживую, с заметными огрехами. Песни на мелодии популярных советских шлягеров. Тексты, написанные от имени школьников периода полового созревания. Забавные ляпы типа «горизонта земного шара» и корявые рифмы типа «даже-дрáже». В общем, ничего выдающегося, но…

Сегодня на это детище трио Демин—Аптекин—Пахалуев падает отсвет последующих альбомов «Водопадов», и воспринимается оно, примерно как лицейские стихи Пушкина. Но и тогда, в 1985-м, нашлись люди, которые, как Жуковский в юном лицеисте, смогли разглядеть в «Молодежном фельетоне» задатки чего-то грандиозного.