Михаил Алпатов - Всеобщая история искусств. Русское искусство с древнейших времен до начала XVIII века. Том3

Сохранились идолы восточных славян. Каменный идол в войлочной шапке, надвинутой на уши, был найден в озере Ильмене (Новгород, Исторический музей). В селе Акулино, Московской области, было обнаружено другое каменное изваяние (60). Выполнение его очень несложно, грубо и неумело. Тяжелый подбородок и близко посаженные глаза придают уродливой голове женщины выражение напряженности. Лицо совершенно плоское, но выпуклость носа подчеркнута выемкой на щеках. Акулинское изваяние относится, видимо, к более позднему времени, чем Збручский идол.

В языческом искусстве древних славян сказалась потребность в больших, величественных образах. Но это величественное неизменно приобретало черты чего-то нечеловеческого, устрашающего. Память об этих древнеславянских образах сохранилась в народной поэзии. Светлым образам богатырей земли русской в наших былинах противопоставляется идолище поганый: «росту он две сажени печатных и в ширину — сажень печатная, голова что люто похалище, глазища что пивные чашища». В древних заговорах люди испрашивают себе «сердце каменное, главу железную, нос медный, очи царские, язык золотой», будто прообразом им служил тот самый Перун, которого Владимир водрузил на Киевском холме.

Одновременно с идолопоклонством у славян издавна существовал обычай убивать при погребении князей их жен и рабов. Свидетель погребения русского князя, во время которого в загробный мир вслед за ним должны были отправиться и его жены и рабыни, арабский путешественник Ибн-Даста заметил нерешительность одной девушки, видимо не желавшей отдать свою молодую жизнь во исполнение жестокого обряда. Спустя век после сложения Русского государства этим бесчеловечным языческим обычаям и обрядам и вместе с ними и всему языческому искусству пришел конец.

Богиня среди всадников. Доска для набойки

Развитие Русского государства, занявшего почетное место среди других государств Европы и Азии, послужило основанием для того, чтобы деятельный, энергичный человек стал приобретать в жизни все больший удельный вес. Историк Киевской Руси Б. Д. Греков называет это время «героическим периодом». В свою очередь и искусство начинало уделять больше внимания деяниям человека. В русской словесности того времени рассказы о богах и о темных силах занимают скромное место, зато в ней выдвигаются на первый план исторические предания о славных делах народных героев.

Уже значительно позднее, когда киевские монахи стали собирать сведения и предания для создания истории Русского государства, они бережно внесли в свои записи слышанные из уст народа песни об его героях. Отрывки народных песен, как яркие самоцветы, украшают наши древнейшие летописи. Без всякого ложного пафоса, самыми простыми словами в них рассказывается о том, как один из русских вождей велел своим воинам поставить корабли на колеса в расчете на то, что ветер надует паруса, наведет страх на врагов и склонит их к покорности. Говорится о том, как волхвом было предсказано князю, что он погибнет от любимого коня, как князь разлучился с конем, но после смерти его явился на место, где лежали его кости, и посмеялся над незадачливым предсказателем, но тут же погиб, ужаленный змеей, которая выползла из конского черепа. Рассказывается и о том, как другой князь погиб потому, что, собрав богатую дань, не удовольствовался ею и, отослав часть дружины, вернулся добирать еще, и как эта жадность вывела людей из терпения и они убили его. В легендах говорится и о мстительности княгини, которая всякими посулами завлекла к себе врагов своего мужа, напоила их пьяными и закопала живыми в землю. С особенным восхищением воспевается князь, который ходил легко, как барс, в походах не возил с собой котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав его, пек на угольях, спал не в шатрах, но подложив себе под голову седло, воин, который никогда не нападал на врагов врасплох, но предупреждал их: «Иду на вас походом», и все же всегда выходил победителем, пока враги не подстерегли и не убили его внезапно и не сделали из его черепа чашу.

Историк не может относиться с полным доверием к этим легендам. В них много поэтического вымысла и сказочных преувеличений. Но важно было то, что когда для поднятия авторитета киевских князей певцы стали прославлять их предков, в этих предках восхвалялась не сверхъестественная сила, не колдовские чары, а прежде всего человеческие черты: энергия, мужество, смелость, находчивость, боевая доблесть, простота в обращении с приближенными.

Народные песни о древнеславянских героях — самое поэтическое из того, что осталось от этого далекого прошлого. Быть может, о них вспоминал певец «Слова о полку Игореве», называя легендарного русского поэта Бояна «соловьем древнего времени». Уже значительно позднее незамысловатый рассказ летописи о киевском князе и его боевом коне ожил в знаменитой балладе Пушкина «Песнь о вещем Олеге».

Славянские древности были до недавнего времени почти неизвестны. Историю русского искусства принято было начинать с XI века. Благодаря успехам археологии начинает вырисовываться яркая картина развития самобытной славянской культуры докиевского периода. Правда, многое остается и до сих пор нам неясным. После принятия христианства духовенство и сторонники нового учения приложили немало усилий к тому, чтобы уничтожить почитание языческих богов, которых они именовали «черными», намекая на их связь с чертовщиной.

Для того чтобы дать историческое объяснение искусству древней Руси последующего времени, нельзя не обратить внимания на то, что имело место еще задолго до образования древнерусского государства. Славяне проходили тот же путь развития, что и другие народы Европы, которые на развалинах рабовладельческого общества создавали новые, феодальные государства и новую, средневековую культуру. Но это сходство не исключает существенных различий. Славяне не знали развитого рабовладельческого строя; феодальный строй стал складываться у них в период распада общинно-родовых отношений. Для древнерусской культуры особенно большое значение имело то, что период, когда государство опиралось на язычество, был у нас сравнительно непродолжительным. Славянская мифология сохранила в силу этого характер «религии природы» и не облечена была в форму стройной догматической системы. Это в свою очередь облегчило древним славянам преодоление многих пережитков язычества, когда они в X–XI веках приступили к созданию своей художественной культуры на новой основе.

Впрочем, традиции древнейшего славянского художественного творчества не пропали даром. Многие из них уцелели вплоть до XIX века. В прикладном, бытовом искусстве, на которое не простиралась власть церкви, языческие мотивы просуществовали чуть ли не тысячелетие. В крестьянской народной резьбе можно найти образы женщин с туловищем рыбы, в славянской поэзии называвшихся берегинями. Во владимиро-суздальской скульптуре XII–XIII веков на каждом шагу можно видеть следы этих старинных представлений и художественных образов. В Новгороде XII–XIV веков даже в церковных книгах, среди плетенок орнамента, встречаются фантастические изображения животных и людей, которые кажутся прямо заимствованными из прикладного искусства X века (стр. 24, ср. стр. 133). В русских вышивках и набойках XVIII–XIX веков неоднократно изображается женщина с двумя всадниками по бокам от нее; археологи усматривают в ней «великую богиню» с Перуном и Стрибогом (стр. 31). Встречаются и изображения зданий, которые восходят к древним капищам. Не отдавая себе в этом отчета, народные резчики на резных из дерева изображениях длиннобородых старцев располагали кружки — эти символы бога-солнца Стрибога.