Евгений Сапожинский - Серебряный мир

Так с какой выдержкой снимать? В основном применяется 1/60 (при условии, что съемка ведется длиннофокусником со штатива или штатником, либо широкоугольником с рук). Опыт позволяет оценить динамику действия и выбирать выдержку. Многие спектакли можно снимать на «тридцатке». Может понадобиться и 1/125, хотя реже (для балета и она может оказаться длинной). Выдержка 1/60, можно сказать, универсальная — для средних случаев.

Что ж, Вы выбрали подходящую по чувствительности пленку. Сейчас с этим просто, не то что раньше. Хороши пленки с переменной чувствительностью, но, чтобы достичь ее максимума, тоже может потребоваться проявление с «вытягиванием». Традиционный способ таков: проявитель разбавляется, время обработки увеличивается. Температуру раствора обычно поднимают до 22° (для фенидонгидрохинонового проявителя это обязательно, при меньшей температуре фенидон просто не будет «работать»), но при этом возникает опасность роста вуали.

Для повышения чувствительности популярны фенидонгидрохиноновые проявители традиционного типа, но ее можно повысить также и многими другими проявителями. Проявителем СТ-2 можно добиться на некоторых сортах пленок двух-трехкратного увеличения чувствительности при разбавлении 1+1, 1+2. Фенидонгидрохиноновый проявитель дает эффект «вытягивания» примерно до 3 ступеней. Впрочем, гарантии нет никакой. Разные фотоматериалы «тянутся» совершенно по-разному. Придется сделать несколько проб [93].

Ну и, наконец, об этике. Хотя говорить тут, в общем-то, нечего. Понятно, что люди пришли смотреть спектакль, а не на Вас. Ничто так не раздражает в театре, как прыгающий по залу фотограф, в особенности перед самой сценой, громыхающий штативом, жужжащий дедушкиным электроприводом, роняющий то и дело бленду и прочие приспособления и постоянно полыхающий блицем с ведущим числом в районе 50-ти или больше. Думаю, Вы так себя не поведете. Помните о том, что, снимая самый наигениальнейший кадр, Вы не имеете права никому мешать. В частности, это относится к применению вспышки. В серьезных театрах это попросту запрещено. Более того, может быть запрещена сама съемка. Мне эта точка зрения непонятна, но ведь когда мы приходим в гости, то ведем себя по правилам хозяев. В таком случае необходимо переговорить с администрацией и попытаться получить разрешение на съемку.

Где правда, где ложь? Можно ли сказать, что «аналог» правдивее «цифр»?

Раньше любой фотомонтаж (кроме впечатывания неба и тому подобного) могла «расколоть» любая достаточно грамотная экспертиза. Фотошоп позволяет работать «без швов». Это настораживает.

Сам по себе цифровой снимок является подобием натуры в той же степени, что и аналоговый. Вот обработка… А что, скажете Вы, аналоговые фотографии тоже ретушировали, и зачастую чрезмерно. Грамотная ретушь на пластинке была незаметна на позитиве. Ательешное фото как было слащавым, так им и осталось. Так что вроде бы ничего не поменялось. Что это я распаниковался?

Вопрос начинается вот с чего: быть. Немногим это удается. Большинство людей, подавляющее большинство, и не люди вовсе, а фантомы. Неважно, какими камерами они снимают, пленочными или цифровыми, и снимают ли вообще. (Намекнув о своей «нелюбви» к «цифрам», я, конечно, загнул). Чтобы получить настоящий снимок, нужно самому быть настоящим. Я пишу для них. Фантому мою книгу не понять [94].

Любая вещь в наших руках — всего лишь вещь, лишенная эмоций и морали. Любой инструмент — вещь. Фотоаппарат — инструмент. И зачем было весь этот огород городить?

Бывают случаи, когда снимать нельзя. Но никаких жестких правил насчет этого нет. Двадцатый век перебрал все возможные похабства, а мы живем в двадцать первом. Каждый фотограф вырабатывает свой, простите за высокопарность, кодекс чести. Если же он никогда об этом не задумывался, ему следует задуматься, является ли он фотографом.

Я не снимаю:

1. Мертвых людей.

2. Спящих людей.

3. Людей, которым не могу заплатить.

Третье. Пояснения начну с конца. Услугами профессиональных моделей и натурщиков я не пользуюсь, так что вопрос вроде бы снят с повестки дня. Однако сегодня в электричке я оказался в ситуации, заставившей меня задуматься. Уличных музыкантов и музыкантов, распевающих в электричках и поездах метро я не люблю, и не потому, что они сплошь халтурщики. Изредка удается услышать настоящий талант. Однажды на переходе «Маяковская» — «Восстания» один чувак лабал Баха на баяне. И как лабал! Во-первых, от самой идеи играть фуги на баяне у меня чуть ум за разум не зашел. Во-вторых, делал он это великолепно. Но в основном эти музыканты — раздолбаи, срубающие капусту [95]. Почему я должен платить деньги за то, что они нарушают мой покой сиплыми воплями под расстроенную гитару?

Ну вот. Некий дядька пел в поезде нечто душещипательное. Растрогать меня сложно. Видимо, он что-то во мне задел (я сидел к нему спиной и мне пришлось повернуться). Было бы неплохо его сфотографировать, подумал я. «Жанр» — совсем не мой жанр, но вдруг накатило [96]. Стал бы я снимать, не будь у меня мелочи? (Бывает ведь такое, что ее нет). Нет, совесть не позволила бы. Ведь человек на работе, и, хотя он мне фактически навязался, работу надо как-то оплачивать. Тем более что в этих обстоятельствах он не имеет ни малейших авторских прав.

Однако случай спорный, правда?

Два один и три. Однажды кто-то сказал мне, что спящего человека фотографировать нельзя, потому что в этот момент его может покинуть душа. Суеверие? Думайте как хотите, но я к таким вещам отношусь довольно серьезно. В уфологических журнальчиках можно увидеть много странных снимков, на которых запечатлено нечто необъяснимое. Авторы утверждают, что фотоаппарат способен фиксировать что-то, невидимое для глаза (речь не идет об ИК- или УФ-лучах, или о других явлениях, неизвестных науке). Конечно, снимая на просроченную «Тасму», можно увидеть все, что угодно, вплоть до чертей. Но я уверен, что браком или сбоями всего не объяснишь.

Вот очень таинственный случай из моей практики: получив обращаемые пленки из лаборатории, я устроился поудобнее и стал их неторопливо разреза́ть и монтировать слайды в рамки. Первый кадр на одной из пленок сразу привлек мое внимание: на нем было что-то красивое и очень странное. Когда я включил проектор с этим слайдом, меня тряхануло: на снимке был пейзаж, которого я не снимал. Более того, я никогда не видел этого пейзажа и не представлял себе, где бы такой мог быть. Легко представить, как я был потрясен. Мне сразу же пришло в голову, что это снимок потустороннего мира. Глядя на слайд, я замечал все больше и больше подробностей, но потом стал притормаживать свою фантазию, опасаясь спятить. На самом деле никаких подробностей не было, я их домысливал: качество снимка оставляло желать лучшего. Тем не менее в общих чертах был виден пруд, деревья и дома за ними. В общем-то, совершенно ничего потустороннего; похоже, я погорячился. Такой пейзаж вполне можно было бы сфотографировать и на Земле. И все-таки, все-таки… Я его не снимал. После этого я изменил свое отношение к мистике, связанной с фотографией [97]. Было и продолжение. В следующей партии пленок оказалась какая-то лестница. Не снимал я никаких лестниц! Однако, повернув снимок на девяносто градусов, я понял, что это отопительная батарея. Этот кадр также был первым, по сути — случайным. Мне удалось не свихнуться. Но откуда взялся пейзаж на той пленке, я до сих пор не понимаю.