Юрий Тынянов - Поэтика

Если стихи Пушкина вне соотнесения их с условным тайным языком Хвостовианы - прямо невозможны (и особенно в окружающем внеироническом контексте), если легкий еле заметный штахель иронического словоупотребления включен у Языкова в первую строфу второго послания:

Младых поэтов Петрограда

Серебровласый корифей,

то первое языковское послание Хвостову Хвостов мог смело показывать всем и каждому 43.

Языков в письме к родным оправдывается: ["Вот в чем дело. Сюда дошли слухи, что в пятом томе его стихотворений, недавно изданном, содержатся самые галиматьистые; желание иметь оный том - и притом безденежно - побудило меня написать послание Хвостову: я получил и послание и пятый том"] *44.

Как бы то ни было, и в явлении пародической личности мы столкнулись с тем же явлением, что и в пародийных жанрах: тонка грань, отделяющая пародию от серьезной литературы, - [если] пародия на Дельвига предлагается читателю 20-х годов как меланхолическая песня, то тот же читатель, несомненно, читал послание Языкова к Хвостову с невозмутимым выражением лица.

Чем дальше затягивалась игра, тем более грандиозные размеры она принимала; самый гиперболизм стиля словно заражал своего героя и толкал его все далее и далее. Хвостов шлет свой мраморный бюст морякам Кронштадта. Именем Хвостова назван корабль, и морской министр интересуется причинами этого странного явления 46. Хвостов имеет своих агентов вокруг своего литературного антагониста Измайлова. Хвостов раздает свои портреты по станциям 47. Вместе с тем рисунок к басне Измайлова "Стихотворец и черт", героем которой является навязчивый стихотворец - с совершенно явными намеками на Хвостова, - попадает в лубок, и о степени его распространенности ср. такое показание путешественника... 48.

Игра принимает гомерические размеры. А Хвостов - член академий. Критики-панегиристы Хвостова состоят на его специальном иждивении и получают места профессоров. Он проживает свое состояние на этой азартной игре в литературу и славу. Он достигает того, sublime de bкtise **, о котором пишет Кюхельбекер 49. Для него не находится места даже в "Сумасшедшем доме" Воейкова:

* Следует отметить, что эту двойственность функции уклончивого и гиперболического стиля использовали и Катенин, и Полевой 45.

** Апофеоза глупости (франц.).

Ты дурак, не сумасшедший,

Не с чего тебе сходить.

Начавшись с тонкостей, усмешек, игра в Хвостова (Карамзин предлагал в каждом доме иметь кабинет Хвостова, Вяземский - музей) 50 переросла себя и перешла в открытое столкновение живой литературы с официальной жизнью.

Жалобы старика Хвостова на бойкот его в "Собрании образцовых сочинений" в 18 томах, в которых печатались поэты действительно ничем не лучшие, а даже и худшие, на заговор молчания, на безвоздушную среду, образовавшуюся вокруг него, - эти жалобы, с упорной позой непонятого гения, подсказанной пародистами, - более не комичны 51.

В мою задачу не входит подробный анализ литературной судьбы людей и поэтов, явившихся материалом для пародийной личности.

Скажу только, что, подобно тому как Хвостов был выведен из системы XVIII века и включен в первую четверть XIX как представитель направления "Беседы", "лириков", "одописцев", - Шаликов был очистительной жертвой карамзинистов.

Шаликов как литератор - явление, вовсе несопоставимое с Хвостовым. Если процитировать одно-два его стихотворения, можно легко ошибиться и спутать его с Карамзиным и даже с Батюшковым. Литературно-издательская деятельность его очень оживленна. Но в поэте и литераторе Шаликове были черты, способные стать материалом для пародии. Драчливый темперамент журналиста соединялся неорганически с нежными темами и изящным стилем 52. Он был в двадцатых годах представителем поколения, описанного Пушкиным:

Тут был в душистых сединах

Старик, по-старому шутивший:

Отменно тонко и умно,

Что нынче несколько смешно 53.

Пародий на Шаликова почти нет, его произведения в 20-х годах забыты, но сам он стал пародийным Вздыхаловым 54 и "печальным газетчиком" 55, героем эпиграмм и шуток.

Изучение Шаликова должно глубже всего вскрыть неадекватность конкретной литературной деятельности пародируемого и его живой личности с явлением пародийной личности.

В этом отношении поучительна история такого литературного имени, как Тредиаковский.

Он тоже стал пародийной личностью, на которую нанизывались шуточные стихи разных времен и разных систем, с одной стороны вовсе не ему принадлежавшие, с другой - вовсе не предназначавшиеся для целей пародии, но в этом применении ставшие ими *.

* Любопытно, что Тредиаковскому в качестве произведения приписываются его же собственные пародии на пеонические стихи.

В равной мере исполняют ту же функцию отдельные стихи самого Тредиаковского, вырванные из системы стихотворения, из системы его поэзии и эпохи, - и, действительно, вне ее оказывающиеся странными или забавными.

Мы уже говорили о том, что этот отрыв, это выведение из системы, являясь частичной переменой значения, есть характерный момент в литературной пародии.

Таким образом, цитация, даже вне пародийной направленности, может при некоторых условиях играть своеобразно пародийную роль - и, во всяком случае, она характеризует не столько поэта, сколько отношение к нему.

Возьмем несколько цитат:

1) Частая сеча меча

Сильна могуща плеча.

Стали о плиты стуча,

Ночью блеща, как свеча,

Эхо за эхами мча,

Гулы сугубит, звуча.

2) Се - ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;

Стопами тяжкими вершину Эты роет.

3) Преславный Град, что Петр наш основал,

И на красе построил толь полезно:

Уж древним всем он ныне равен стал;

И обитать в нем всякому любезно.

Первая цитата принадлежит Державину, вторая - Пушкину, третья Тредиаковскому 55.

Всего любопытнее, пожалуй, цитата из Пушкина. Стоит прочесть все стихотворение "Покров, упитанный язвительною кровью..." ("Из А. Шенье", 1835), чтобы убедиться, что поэтический язык - сложная и разветвленная система, а вовсе не расположенный между двумя станциями "хорошо" и "дурно" перегон. Пушкин пробует в этом стихотворном переводе войти в систему архаистического стиля.

Цитация же этого стихотворения могла бы прикрепиться хотя бы и к пародийному Тредиаковскому. А фольклорный Тредиаковский - явление, необычайно прочно вкоренившееся и почти сполна заслонившее собою конкретные литературные факты.

Так влиятелен факт пародийной личности, на которую при благоприятных условиях нанизываются разные явления, циклизующиеся между собою. Так она является заменою факта, его двойником.

Тем важнее изучение ее.

5

Явление Козьмы Пруткова тесно связано с пародийными и пародическими жанрами.