Барбара Берри - Рисуйте свободно! Найти себя с помощью художественного дневника

Так как техника визуальная, у нас получается своего рода карта мест, в которых что-то происходит, — будь то отвлекающий фактор или озарение. Подумайте над этим, прежде чем перейти к следующей странице.

Настало время бегло повторить пройденное. Вот что мы изучили за время нашего путешествия:

• Импровизация: работа без плана, фантазирование на ходу.

• Ценность и сила образов, создаваемых как средство изучения себя и своих ресурсов.

• Важно принять нынешний уровень своих способностей.

• Внутренние блоки — принять их как подарок и использовать во благо.

• Ослабление контроля и избавление от перфекционизма.

Когда мы чуть дольше задерживаемся над рисунком, добавляя очередную деталь или начиная новую фигуру, мы учимся не торопиться и раз за разом избавляемся от напряжения, которое чувствуем, если образы приходят произвольно. Это не гонка, и мы не получим никакого приза, закончив раньше. По правде говоря, осознание того, что работа окончена, — долгий процесс, который будет длиться и после того, как вы дочитаете эту книгу.

Мы по-прежнему разминаем «мускулы» воображения. Но как насчет распространенного, почти постоянного беспокойства о том, где взять следующую идею? Во второй главея заверила вас, что мы уже обладаем всем необходимым для ведения художественного дневника и что у каждого из нас есть свой архив визуальных образов, помогающий в рисовании. Перед нами может лежать чистый лист, но наш внутренний мир не пуст. Что же это в действительности означает? Откуда берутся образы?

Они приходят из разных источников. С одной стороны, мы призываем на помощь запахи, картинки и звуки из прошлого, которое формирует индивидуальную память. Но есть и другой колодец с вдохновением. Мы рождаемся с уже существующим внутри нас ресурсом, который можно обозначить как «психическую ДНК».

Согласно выдающемуся психоаналитику Карлу Юнгу, эта «ДНК» состоит из архетипов . Архетипы содержат определенный набор образов, поведенческих реакций и особенностей восприятия, которые современная наука признает встроенными в мозг как часть человеческого наследия. Это значит, что даже если мы не изучаем мифы и всемирную историю, мозг уже владеет информацией о ключевых персонажах — ребенке, великой матери, герое, обманщике, мудром старце. И это лишь малая часть. Это исконное наследие объясняет, почему народы по всему земному шару сочиняют похожие мифы в стремлении решить загадки мироздания.

Каждый архетип — не просто некая универсальная роль, но и прототип подлинного конфликта или трагедии, которую переживает персонаж. Мифолог Джозеф Кэмпбелл исследовал драму типичного героя в своей книге The Hero with a Thousand Faces [17].

Эпический герой отправляется в неизведанные земли, проходит испытания и возвращается с неким впечатляющим даром для всего человечества. Это истории преображений, в которых герой сталкивается с темными силами, обнаруживает в себе скрытые возможности и делает все ради победы. Например, в гималайской истории Будды принц Сиддхартха отрекается от трона и оставляет мирскую суету. Сидя под священным деревом Бодхи, он отвергает три искушения и через это обретает просветление. Позже он возвращается, чтобы учить людей осознавать и облегчать страдания. Это личное совершенствование тоже архетипично.

Где берут начало эти первобытные образы? Юнг считал, что так наши предки объясняли повторяющиеся природные явления. Например, фазы Луны, восходы и закаты. Повсюду люди сочиняли истории или мифы, чтобы истолковать то, что видели, но не до конца понимали. Поэтому теперь существуют такие архетипы Солнца и Луны, как бог Аполлон и богиня Селена у греков, солнечный бог Уицилопочтли и богиня Луны и Млечного Пути Койольшауки у ацтеков. В то время как большинство солнечных богов мужского рода, а лунных — женского, в Японии они изображаются в виде двух сестер — Солнечной дамы Аматерасу и дамы Луны Цукиёми {29}. Эти персонажи — из разных культур и принадлежат разным эрам, но у них много общего, потому что по своей сути мифы и легенды — это истории, которые первый человек рассказывал, чтобы объяснить свое место в мире, а также некоторые непостижимые для него явления.

Юнг полагал, что разные архетипы оживают в нас в зависимости от того, с чем мы сталкиваемся в мире. Это второй уровень образов. Когда мы оказываемся в определенных ситуациях, архетипы на уровне подсознания подсказывают нам модели поведения и помогают выполнить поставленную задачу. Посмотрите на женщину, которая держит новорожденного первенца и с нежностью смотрит в его лицо. Природный инстинкт кровных уз — одна из составляющих архетипа богини-матери, которая дарует жизнь всему. Архетип героя, упомянутый выше, виден и в гимнасте, готовящемся выступить на Олимпийских играх, и в балерине, выходящей на сцену. Они должны собрать все силы, победить внутреннего дракона и выступить как можно лучше.

Каким образом все это помогает нам рисовать в художественном дневнике? Как я уже говорила раньше, чистое искусство, сосредоточенное на процессе, а не на результате, позволяет появиться чему-то из глубин души. Многие думают, будто импровизация — случайность, но это не так. На самом деле импровизация помогает состояться диалогу между бессознательным и сознательным, позволяя нам добраться до архетипичных образов. Именно реальные действия — когда мы оставляем на бумаге пятно, точку или фигуру — выводят эти символы на поверхность. Кисть невольно рисует то, что нас волнует. Когда нам не нравится то, что мы видим, возникает конфликт.

Причина конфликтов в том, что архетипы содержат не только лучшие человеческие качества, но и, как писал Юнг, «все самое низкое и позорное, на что способен человек» {30}. Часто это истинные составляющие нашей сущности, которые мы отрицаем. И вы, возможно, скажете: «Я не хочу соприкасаться с низким и позорным».

А я отвечу, что вам стоит это сделать, и вот почему. Я была уверена, что внутри меня скрыто многое, до чего мне никак не удается добраться. Поэтому я перестала писать с натуры и перешла на образы из своего воображения. В своих фантазиях я рисовала чудесную большую картину в невероятных цветах. И мой первый рисунок, выполненный в этой спонтанной манере, оказался именно таким — феерия красок и штрихов, которые выливались из меня почти без перерыва. Однако самое настоящее открытие я совершила, когда почувствовала огромное отвращение к нарисованному. Я чувствовала это всем своим существом — рисунок не был «нормальным». Женщина, которую я нарисовала, была такой прекрасной, она была похожа на нимфу в окружении волн и ракушек. Дальше я нарисовала на ее коже желтые и розовые круги и тут же поняла, что они стали не украшением, а сочащимися язвами. Мне хотелось избавиться от них. Я смотрела на рисунок, и мне было плохо.