Александр Флоря - Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология)

Е.И. Замятин. Белая любовь.

"Беленькая" и "белая" соотносятся здесь как "маленькая" и "большая", сентиментальная и настоящая любовь.

Аналогичный пример - известный романс на слова Р. Рождественского из фильма "Еще раз про любовь", где разочарование героини в "книжной" романтике выражается такими словами:

Я шагнула на корабль - а кораблик

Оказался из газеты вчерашней.

Контраст на отсутствии диминутивного суффикса и его последующем появлении передает впечатление шока. Мы еще не знаем, что корабль был фальшивым, но уже предчувствует это, когда он стремительно - мгновенно уменьшается, едва героиня хочет испытать его пригодность для настоящего плавания.

Кроме того, стилистически отмеченные морфемы обладают энантиосемией, "производное с уменьшительно-ласкательной морфемой в тексте может получить ироническое, а в результате и пренебрежительное звучание (напр., имя "Митенька" у Салтыкова-Щедрина в "Помпадурах и помпадуршах"; а образование с уничижительным значением - ласкательное значение и т.д."2.

Аффиксы могут быть стилистически диффузными или меняют свою стилистическую принадлежность: книжные становятся разговорными и наоборот. При этом они могут своеобразно, оригинально использоваться. Напр., В.В. Виноградов приводит примеры из произведений Ф.М. Достоевского, где префикс РАЗ-/РАС- употребляется с существительным (обычно он тяготеет к прилагательным и глаголам), передавая семантику усиления: раз-Брюллов ("Записки их Мертвого дома"), разгений ("Бесы"), раскапиталист ("Подросток"), а префикс АРХИ- (обычно употребляемый с существительными и прилагательными) - соединяется с глаголом: "Я соврал, архисоврал" ("Подросток")3. В своем традиционном функционировании РАЗ-/РАС- диффузен: он встречается и в нейтральных, и в книжных, и в разговорных словах. По происхождению он является старославянским, т.е. книжным, но в усилительным значении, как правило, бывает разговорным (разоткровенничаться, расхваливать). АРХИ- книжный префикс, хотя возможно его ироническое разговорное употребление: напр., архиплут. В примерах из Достоевского эти морфемы обладают разговорной окраской.

Многие морфемы имеют устойчивой, в том числе стилистическое, значение - напр., суффиксу -j- соответствуют значения собирательности и презрения (рухлядь, если речь идет о вещах - тряпье, или сброд, если речь идет о людях - ворье и т.п.):

Гетры серые носила,

Шоколад Миньон жрала,

С юнкерьем гулять ходила

С солдатьем теперь пошла

А.А. Блок. Двенадцать.

(Дополнительный экспрессивный эффект возникает из-за нестандартности выделенных слов: применять уничижительный суффикс -j- к юнкерам не было принято, а для солдат существовало другое презрительное собирательное слово - солдатня).

Но тот же суффикс может выражать и другие, в том числе и нетипичные, смыслы - напр.:

За окном рябина,

Словно мать без сына,

Тянет рук сучье.

И скулит трезором

Мглица под забором

Темное зверье.

Н.А. Клюев. Погорельщина.

Здесь существительные с -j- не обладают презрительной коннотацией (как и слово зверьё в известных примерах из Есенина и Маяковского: "зверьё, как братьев наших меньших", "Я люблю зверьё", впрочем, как и "людьё" в поэме Маяковского "Люблю", а также "машиньё" в поэме "Рабочим Курска...": "Машиньё сдыхало, рычажком подрыгав"). "Сучье" еще можно прочесть как собирательное существительное: сучья рябины - как пальцы (а весь образ интерпретируется как сравнение засыхающего дерева с матерью, потерявшей кормильца и просящей подаяния; напоминаем, что "Погорельщина" - поэма о гибели исконного уклада русской деревни). Но зверьё в этом тексте как-то не вписывается в обычное представление о собирательности: сумеречная мгла сравнивается с собакой (трезором), а одна собака - это не зверье, да и свора или стая собак - тоже. Смысл образа, по-видимому, в другом: мрак это подобие первоматерии, хаоса, в котором в слитом виде пребывают пра-образы живых существ. Погибающий мир обращается в первозданное состояние. Существительные с -j- передают здесь не столько семантику собирательности, сколько слитности, нерасчлененности, а кроме того ощущение первобытности, дикости и какой-то древней, как мир, неуютности и тоски.

Приведем забавный пример невообразования с тем же суффиксом:

Вот когда матушка с тятенькой еще живы были, хозяйство, конешно, крепше стояло. И курье держали, и червырей запасали толченых, и Котя был: мышей ловить. Да матушка ленива была и непроворна. Летом, в самую пору, ей бы яиц-то напастись - чтоб зимой квас-то варить. Ведь осень придет, холода нападут, курье на юг соберется, еще воротится ли?

Т.Н. Толстая. Кысь

"Курье" - это куры-мутанты с повадками, напр., "воронья".

Приведем еще один пример окказионального использования суффикса. Оно возникает из-за неоправданного отождествления русского суффикса с иноязычным или "народно-этимологической" адаптацией иностранного слова, а также с возникшим на этой почве "обратным словообразованием". Один пример такого рода стал хрестоматийным: возникновение формы "зонт" из "зонтика" от голландского zondek, т.е. тент, парусина от солнца (между прочим, слово "зондек" существовало в русском языке XVIII в. - в речи моряков). Приведем аналогичный пример обыгрывания суффикса -ИК, а вернее, неадекватной его идентификации. На сей раз пример взят из набоковского романа "Отчаяние", где герой жалуется на свою жену:

Она малообразованна и малонаблюдательна. Мы выяснили как-то, что слово "мистик" она принимала всегда за уменьшительное, допуская таким образом существование каких-то настоящих больших "мистов", в черных тогах, что ли, со звездными лицами.

-ИК в слове "мистик" - не суффикс, а субморф, т.е. часть морфемы, внешне омонимичная самостоятельной морфеме, но не являющаяся ею. -ИК входит в состав корня мистик. Образование "мистов" от "мистиков" - это типичный случай окказионального "обратной деривации". Типичной она является для детей: К.И. Чуковский и Н.А. Янко-Триницкая приводят много подобных примеров (лога - вместо ложки, подуха вместо подушки и т.п.). Любимый Набоковым Льюис Кэрролл тоже прибегал к "обратному словообразованию". Так что набоковская героиня в буквальном смысле ведет себя по-детски.

В главе I было сказано, что варианты, образованные суффиксальным способом от несклоняемых прилагательных (бежевый, бордовый вместо беж и бордо), являются разговорными. Но прилагательные, образованные от несклоняемых фамилий (чаще французских), с интерфиксами, соответствующими немым звукам оригинала, по-видимому, следует считать книжными: это прилагательные типа дидеротов, фальконетов, раблезианский, дюмазовский, беранжеровский и т.п.

Прием окказионального членения слова (пересегментации) нередко встречается в публицистической и философской литературе. Делается это пунктуационными средствами - обычно с помощью дефиса вычленяется та часть слова, которую следует переосмыслить, увидеть по-новому или вообще заметить. Путем дефисации обнажается внутренняя форма слова или осуществляется его переразложение. Так часто поступал М. Хайдеггер, а философ В. Подорога, подражая ему, озаглавил одну из своих статей таким образом: "Гео-логия языка и философствование М. Хайдеггера". В русском языке слово "геология" давно не воспринимается по частям. Мы не выделяем элементы "земле-" и "-словие". Для нас геология - это наука о полезных ископаемых и т.п., мы не подвергаем это слово калькированию. Когда Подорога ставит дефис, он не просто делит слово, но вкладывает в него другой смысл, а именно: слово ("логос") в чем-то повторяет метаморфозы Земли ("гео-"). Реальная Земля не имеет шарообразной формы (горы, впадины), однако стремится к ней: какие-то участки поднимаются. Какие-то опускаются, происходят разломы земной коры. Землетрясения - это не катастрофы, а знаки активной жизни Земли, ее стремления к идеальной сферической форме. Точно так же хайдеггеровское слово развивается, движется к своему "настоящему" значению, при этом разламываясь. Знак этого разлома - знаменитое дефисное написание слов у Хайдеггера. На месте разлома тотчас же возникает новое значение. Как пишет Подорога, хайдеггеровский разрыв - это сгиб, единство разделения и связности. Когда Подорога сам делит слово "гео-логия", мы понимаем это не как науку о земных недрах, а как метафорическое сходство слова и Земли: оба перестраиваются, в обоих возникают разломы. Аналогичный пример - название книги философа Ф.И. Гиренка "Пато-логия русского ума", т.е. мышление в "патовой" (безысходной) ситуации.