Николай Федь - Литература мятежного века

Шалун был, право, этотАнаньев!

Однако типичный для своёй среды, поэтому и уверен, что любые шалости сойдут с рук усилиями спаянной когорты единомышленников. Иные шалости сочтут невинными, другие предадут забвению, за третьи же, будучи пойманным с поличным, можно покаяться - простят! Как в 1989 году: "Я приношу глубочайшие извинения Андрею Дмитриевичу Сахарову и Александру Исаевичу Солженицыну"7. И все кончилось наилучшим образом, а Сахаров с удовольствием подписал письмо в защиту Ананьева, несмотря на то, что эти "глубочайшие извинения" последовали после изобличения его в двурушничестве. Но, как говорится, свои люди - сочтутся.

И все-таки не угнаться ему за шалостями Григория Бакланова и Альберта Беляева, о чем поведал в одном интервью Рой Медведев8. Он воздает должное, как считает, порядочности, мужеству и нравственному максимализму прозаика Г. Бакланова вкупе с Евг. Евтушенко и партийным функционером А. Беляевым. Ибо каждый из них якобы страшно, но тайно, в темных глубинах души своей, злобно ненавидел социалистическую Россию, однако ж купался... в лучах официального почета и славы. Вот что делало "наше проклятое прошлое" с людьми. Трагизм положения Бакланова и Евтушенко, оказывается, усугублялся еще и тем, что им приходилось (по крайней мере в общественной жизни) лгать, притворяться, жить двойной моралью. "И Евтушенко в годы застоя не был обойден славой... " я думаю, что Евтушенко был неискренен как раз в годы застоя, а сегодня искренне хочет перемен", - уверяет Медведев. Бакланов тоже не был обделен славой в условиях застоя, но был "вынужден (?) к ним приспособляться и сейчас отказывается (!) от двойной морали". Хороши же "прорабы перестройки", суть существования которых - ложь и лицемерие! Не забыть бы и третьего члена этой весьма скандальной троицы: "В годы застоя Беляев руководил в ЦК КПСС сектором литературы: он вроде бы (!) не боролся открыто с брежневским режимом. Но сейчас он главный редактор газеты "Советская культура", и это один из основных рупоров и двигателей перестройки в области культуры".

Рой Медведев оказался человеком весьма проницательным, если столь верно сумел уловить затаенную неискренность, двойную мораль светил перестройки в сфере литературы - Евтушенко, Беляева, Бакланова. Скажи об этом кто-нибудь другой - не поверили бы. А Медведеву верим - он ведь сам из таких... Тут вспоминается выступление М. Шатрова на конференции в Академии общественных наук при ЦК КПСС, посвященной актуальным вопросам исторической науки и литературы. На трибуне - человек в кожанке, грозно сдвинутые брови, сверкающие острым блеском очи, а над головой вскинутый вверх крепко сжатый кулак. Истинное благородство сквозило в позе и в вопросах, бросаемых в притихший зал драматургом, громившим прежний тип жизни. А какое искусство недомолвок и иносказаний? "Вот оно, настоящее", - восторженно бормотал юркий сосед справа и громко аплодировал... Право, не укладывалось в голове: Шатров на трибуне - весь порыв, неподкупная честность "горячего прораба" перестройки, неукротимая готовность к немедленному искоренению советской системы и всего, что связано с ней, - и Шатров - сочинитель весьма заурядных пьесок, славивших большевиков. Хотя нет тут никакого противоречия, ибо Ничто - безлико, цинично и безнравственно.

Исторический поворот в общественном развитии обнажил всю низость, самодовольство и политический экстремизм пропагандистов общечеловеческих ценностей. Вместе с тем четко обозначалась еще одна особенность: совпадение взглядов "прорабов перестройки" с воззрениями тех, кто явил свою, мягко говоря, недоброжелательность по отношению к идеалам социальной справедливости, к традициям и духовным ценностям русского народа. Отсюда их заискивающие обращения к эмигрантам как к высшим экспертам в вопросах перестройки общественной и культурной жизни. Они спешат, суетятся, скопом подписывают обращения, протесты, заявления, письма - приговор их скор и беспощаден.

21 декабря 1988 года "Советская Россия" поведала о далеко не благовидных делах эмигранта второй волны Льва Зиновьевича (Залмановича) Копелева. В связи с этой публикацией в тот же день (потрясающая мобильность!) появилось заявление - протест лидера партии зеленых Петры Келли и отставного генерала Хорста Бастиана из ФРГ, обвинивших газету в отвратительном очернении "настоящего полпреда" СССР и т. д. " пошло-поехало: радиоголоса западных спецслужб узрели в критике-разоблачении Копелева злостную клевету на перестройку, расценили выступление газеты как угрозу демократическому процессу и прочее. Вслед за ними группа московских сочинителей приписали автору статьи негодный "стиль политического мышления", "злобную клевету" и "доносительство". А рядом нарисовали прямо-таки лучезарный образ Копелева: он и примерный гражданин, и радетель перестройки, и неутомимый пропагандист нашей культуры за рубежом. Некто Португалов пытался оправдать даже предательство Копелева ("МН", 1989, № 8). А в письме, напечатанном в журнале "Огонек" (1989, № 2), Ф. Искандер, Ю. Карякин, В. Корнилов, Б. Окуджава, Л. Осповат, А. Приставкин, Д. Самойлов, Б. Сарнов, академик А. Сахаров, Лидия Чуковская, Н. Эйдельман и др. (всего пятьдесят две подписи!) заверяли читателей: "Мы - близкие друзья Льва Копелева - хорошо знаем его как честного и благородного человека, не раз доказавшего свою принципиальность и гражданскую смелость". Что же дальше? После оскорбительных выпадов интернационал-интеллигентов в адрес "Советской России" следует угроза: "Это... отнюдь не локальное выступление по частному поводу. Это новая акция". Словом, копелевы критике не подлежат, мученики за идею потому что. "а какую, простите, идею. Попробуем разобраться.

Сам Копелев сообщает, что начало его политической карьеры падает на 20-е годы в бытность проживания в Харькове. Сколоченная там троцкистско-зиновьевская молодежная группка была разогнана. Копелев уцелел. Каким образом? Ценою предательства: "Я сел за стол, - признается он без тени смущения в книге "Хранить вечно", - и составил довольно длинный список". Так блистательно закончился первый период "деятельности" Льва Залмановича. Затем была Москва. Но честные люди уже обходили Копелева стороной, боялись. "Остерегайтесь этого человека" - таково отношение к нему интеллигенции старшего поколения. Надо полагать, именно в этом узрели авторы письма "чистоту и благородство" Копелева, его "принципиальность и гражданскую смелость"?

В 60-е годы сочинитель Копелев уже матерый "борец за свободу", опытный поставщик "жареных фактов" и дешевых сенсаций для западных "голосов" и "волн". А со второй половины 70-х за подачки русскоязычного американского издательства "Ардис" он начал писать откровенно тенденциозные опусы вроде "Хранить вечно" (1975), "И сотворил себе кумира" (1978), "Утоли моя печали" (1981), "Держава и народ" (1982) и др. Вчитаемся в смысл, вглядимся в систему копелевских представлений о революции, о советских людях, о В. ". Ленине. Октябрьская революция - "переворот, а не революция", утверждает он. Более того - это "контрреволюция большевиков", Ленин - "догматик универсальной классовой борьбы", "фанатичный догматик и доктринер", "азартный политический игрок", "догматик-прагматик"; "Ленин, уверенный, что прокладывает путь к Новому Свету всемирного блага, привел Россию к старому азиатскому деспотизму" и т. д. и т. п. Само собой разумеется, советские солдаты в период Отечественной войны проявили себя мародерами, садистами, убийцами ни в чем не повинных стариков и насильниками малолетних девочек.