Герберт Вейнсток - Джоаккино Россини. Принц музыки

«Почтенный и преподобный сэр, жители Болоньи, чьим уважением я так дорожу, не могли выбрать лучшего оратора, чем вы, синьор, чтобы их чувство привязанности ко мне доставило мне наибольшее удовольствие. Пожалуйста, синьор, будьте так добры и передайте им мою благодарность. Болонья всегда пользовалась моей особой симпатией. Там в свои ранние годы, которые вспоминаю с удовольствием, я узнал искусство музыки и да будет мне позволено сказать вместе с поэтом «Lo hello stile che m’ha fatto onore» 1.

К Болонье всегда возвращались мои мысли, моя любовь, мое сердце, даже когда я находился среди приманок и рукоплесканий самых больших европейских столиц. В Болонье, удалившись от суматохи мира, я обосновался в спокойной обстановке и здесь же разместил свой скромный, а не огромный, как многие считают, капитал. В Болонье я обрел гостеприимство, дружбу, спокойствие – словом, все лучшее в последние годы моей жизни. Болонья – мой второй дом, и я горжусь, что являюсь ее сыном, хотя и не по рождению, но будучи усыновленным ею.

Из искренности этих чувств вы, синьор, с легкостью догадаетесь, какое приятное впечатление произвело на меня почетное приглашение, которое город Болонья передал мне через вас, и как страстно я желаю вернуться туда. Если бы меня не задержало недомогание жены, я сразу же, как только получил ваше письмо, бросился бы благодарить всех этих добрых друзей, братьев и земляков, которые так любят меня и которых в свою очередь люблю я. Но состояние, в котором в настоящее время пребывает жена, не позволяет нам повторить столь утомительное путешествие, а привязанность, которую я к ней испытываю, не позволяет мне покинуть ее в такое время. Я успокаиваю себя надеждой, что она скоро поправится и я очень скоро вместе с нею смогу лично поблагодарить за сердечность жителей Болоньи, а пока я выражаю свою благодарность этим письмом и умоляю вас, синьор, передать ее им своим красноречивым и мощным голосом.

К тому же я был глубоко растроган и удовлетворен, когда узнал, что вы, синьор, предложили, а жители Болоньи одобрили идею предоставить мне возможность снова испытать силы в заброшенной мною профессии и положить на музыку написанный вами «Итальянский гимн», и я, будучи истинным горячим патриотом, сделаю все возможное, чтобы приспособить его к пению, когда охваченная восторгом Италия будет аплодировать нашему великому благодетелю, папе Пию IX.

Примите, синьор, заверения в моем величайшем уважении, с которым я имею честь быть вашим самым преданным слугой. Джоакино Россини».

Прежде чем Басси смог послать Россини слова к предполагаемому «Итальянскому гимну», ему самому пришлось покинуть Болонью. Около Тревизо он был тяжело ранен. Тем не менее текст доставил Филиппо Мартинелли. В середине мая во Флоренции Россини сочинил гармонизированную мелодию в ритме марша, под которую его можно было петь. 19 мая он послал набросок в Болонью Доменико Ливерани с просьбой произвести инструментовку. «В аккомпанементе я акцентировал мелодию, составляющую сущность гармонии, а также ритмы аккомпанемента, а тебе предстоит наполнить все это большой энергией и подобрать тон, наиболее подходящий для имеющихся в наличии инструментов. Мне очень жаль, что причиняю тебе такое беспокойство, но знаю, что тебе будет приятно помочь мне».

Ливерани выполнил просьбу и отослал результат во Флоренцию, откуда Россини написал ему 3 июня: «Я получил хор, который с точки зрения аккомпанемента меня абсолютно удовлетворил: твое сердце не могло не проникнуть в мои мысли, в мои идеи. Браво, Менгино, твой труд законченный и совершенный. Я не пишу слов благодарности, так как ты со своими чувствами находишь достаточное вознаграждение в том, что доставляешь мне радость». Позже Ливерани написал ему, что этот «Хор Муниципальной гвардии Болоньи» будет исполнен на пьяцца Маджоре между двумя другими произведениями, первым из которых станет увертюра к «Осаде Коринфа». В ответ на эту новость Россини 11 июня заметил: «Я вовсе не считаю неприемлемым то, что хор будет исполняться на пьяцца Маджоре. Принимая во внимание краткость хора, его хорошо исполнять между двумя другими произведениями, я только не одобряю исполнение увертюры к «Осаде Коринфа» в качестве первого произведения. Эта вещь слишком блестящая, чтобы предшествовать хору. Я поставил бы увертюру на последнее третье место, а в качестве первого предпочел бы какое-нибудь величественное произведение, например, прелюдию к «Роберту-Дьяволу» Мейербера или, возможно, что-нибудь в этом духе из «Стабат». Таким образом программа будет следующей: 1. Какое-нибудь величественное произведение. 2. Хор. 3. Увертюра к «Осаде Коринфа».

24 мая сенатору Гаэтано Дзуккини вручили партитуру «Хора», который Россини посвятил городу Болонье и его муниципальной гвардии. Два дня спустя Дзуккини и офицер гвардии выразили свою благодарность Россини. Их цветистое письмо содержало следующий пассаж: «Гимн, который вы любезно посвятили муниципалитету и гражданской гвардии Болоньи, превратил нашу печаль в чистейшую радость. Вы добавили драгоценный камень в свою бессмертную корону, а Италия обогатилась новой музыкальной славой». Радичотти так прокомментировал последнее предложение: «По правде говоря, музыка этого гимна ничего не добавляет к заслугам композитора или к славе итальянского искусства. Мы уже видели, что каждый раз, когда Россини прикладывал руку к произведениям по определенному случаю, дар подводил его. Подобное бывало и у других великих мастеров (например, Верди), и причина вполне понятна».

Менгино (Ливерани) дирижировал первым исполнением хора вечером 21 июня 1848 года (годовщина правления Пия IX) на освещенной по-праздничному пьяцца Маджоре. Число исполнителей, инструменталистов и вокалистов превысило четыреста человек. Широкая аудитория реагировала самым восторженным образом, безусловно отчасти вызванным способным воспламенить текстом, и потребовала повторения «Хора». Хотя реакция слушателей подтвердила, что большая часть болонцев относится к Россини с восхищением, но сообщения об этом, так же как и призывы Басси, не убедили Россини и Олимпию расстаться с относительно безопасной Тосканой.

Возможно, Россини проявлял искренность, торжественно заявляя о своей немеркнущей любви к Болонье и о постоянном желании вернуться туда. Однако он не мог не заметить, что жизнь флорентийцев находилась на значительно более высоком культурном уровне (за исключением музыки), была более разнообразной и несла с собой больше развлечений, чем жизнь в Болонье. Эта привлекательность, а также перепады в состоянии его здоровья с частыми ухудшениями, удерживала его в столице великого герцогства до сентября 1850 года. В течение двух лет он фактически ни разу не посетил Болонью, связанную с Флоренцией дорогой, хотя и трудной, и ухабистой, проходившей через Апеннины, но простиравшейся не более чем на шестьдесят пять миль.