Вера Лукницкая - Перед тобой земля

Я спорил с тобой четверо суток - это был хитроумный, отчаянный, дьявольский спор, происходивший у нас с тобою наедине, без свидетелей, в мрачном, беззвучном, холодном "склепе".

Помнишь, как трудно мне было победить тебя в этом споре? Но кому ты скажешь спасибо за эту победу мою теперь? А я говорю спасибо тебе за то, что и в тот раз ты нашло в себе мужество выполнить мое приказание - встать и пойти, действовать, отогнать от нас цепкие руки смерти.

Помнишь, тело мое, как это было? За это я никогда не перестану тебя уважать и любить.

Счастье, которое приходит только к сильным, пришло к нам тогда потому, что мы оба оказались сильными. Мы с тобой оказались там, где не было голода, где было тепло и светло. За эту услугу я тебя ублажал семь дней - ты ело и пило вволю, страх разбирал меня, когда со стороны я наблюдал за твоей неукротимой ненасытностью. От нее одной ты могло погибнуть тогда, но ты выдержало и это испытание - испытание излишеством... Медленно, очень медленно, ты восстанавливалось, но я и тут не давал тебе передышки - я гнал тебя моими приказами в опасности и труды, я только давал тебе спать, я только стал более внимательным к твоим минимальным потребностям.

И наконец, все пошло, как прежде, - ты снова стало слушаться меня во всем и всегда, а я не изменился ни в чем, только стал еще суровее и уже не требовал от тебя ни беспечного смеха, ни лишней улыбки.

Так прошел еще год... И только когда я забывал, что ты уже не то, каким было до этой войны, и требовал от тебя больше, чем было в твоих возможностях, ты изрядно начинало упрямиться, раза два вновь объявляло мне забастовку. Я, в конце концов, понимал тебя, но дав тебе короткую передышку, все-таки ничуть не снижал моих требований к тебе.

Теперь ты все чаще вступало в пререкания со мною. Я злился на тебя, от этих споров с тобою я постепенно ожесточился. Ты стало меня подводить, из-за тебя я уже не всегда мог выполнить все то, что задумал, чего хотел.

И вот настал день, когда я вынужден был признать, что от такого, каким стало ты, я не могу уже требовать всего, чего требовал прежде. Ты, я видел это, хотело по-прежнему быть мне верным и покорным слугой, но тебя не хватало. Ты стало мне жаловаться на свою судьбу, и я понял, что ты у меня одно, что никто мне тебя не заменит, когда ты потеряешь работоспособность.

Что ж, признаю: мне пришлось быть к тебе снисходительнее, и - видишь я наконец согласился дать тебе полный отпуск. Он длится уже три недели. В первый раз за время войны не ты мне, а я подчинился тебе. Все мои желания я припрятал на это время "в шкатулку". Я сам стал твои покорным слугой, все, чего ты ни желаешь, я стараюсь предоставить тебе. Ты требуешь пищи - я даю ее тебе, столько, сколько тебе захочется. Ты хочешь быть дома, не хочешь никуда идти - я тебя не гоню - лежи, отдыхай. Ты не хочешь записывать мои мысли - я молчу, делаю вид, что у меня и нет никаких мыслей, которые я хотел бы занести на бумагу. Тебе хочется нежиться в ванне?.. Я не жалею денег, только б ты могло дважды в сутки лежать в теплой воде. Мне смешно, когда в ванне ты делаешь плавательные движения, но я к тебе снисходителен, я понимаю: тебе хочется вспомнить то золотое время, когда ты сильным плечом, могучим ударом руки рассекало морскую волну.

Еще недавно у тебя было отвращение к каждому шагу, который по моему приказанию ты должно было сделать. Я разрешил тебе не двигаться, не ходить, и пренебрег всеми своими делами. Тебе хотелось после ночного сна поспать еще днем - я позволил тебе и это, как бы ни ценил время.

Твой отпуск близится к концу. Я вижу - отвращение твое к движению постепенно проходит. Ты уже с удовольствием иной раз, просто прогуливаешься по улице, - хорошо, скоро я тебя вновь погоню выполнять мои поручения. Медленно и постепенно я вновь забираю власть над тобой, потому что, видя, как прибавляются в тебе силы, я не могу позволить тебе - сильному - быть надо мною хозяином. Я уважил тебя, но ты должно всегда уважать меня. Мне нечего от тебя таиться, - пока длится твой отпуск, я не могу позволить тебе многое, чего ты могло б захотеть и чего я не позволял тебе в продолжение всей войны. Например, если бы ты захотело женщину... Я знаю, уже сейчас ты хочешь ее, но пока еще для тебя это не обязательно. И если б я не знал, что ты и я не умеем делиться, - я бы, пожалуй, сказал тебе: "Действуй как знаешь!" Но я все-таки не позволю тебе иметь женщину! Потому что я никогда не разрешал тебе иметь ту женщину, в которой не заинтересован я сам. Все, все во мне должно сконцентрироваться на ней прежде, чем я разрешил бы тебе коснуться ее. Потому что я твой хозяин, потому что сначала я ее буду любить, а потом можешь ее полюбить и ты... Ты же знаешь меня: в женщине мне драгоценна сначала сущность моя, а уж потом - твоя... А я - не хочу женщины. Потому что сейчас война, которой я отдал себя целиком.

Пока длится война - я отдал себя войне. Обо всем ином мы поговорим с тобою потом, когда война кончится. Я хочу уважать себя не только теперь, но всегда...

Пора!.. Заканчивается твой отпуск. Собирайся в дорогу. Снова будь мне покорным слугой. Может быть, я - Дон-Кихот. Но ты в этом случае - Санчо.

Мы едины с тобой, и сущность у нас одна:

Ты - мое тело. Я - твой хозяин, - душа!

Меня можно назвать и иначе, - есть много слов для обозначения меня. Самое точное и правильное из них - слово "Я!"...

Эта книга документальна. Записи делались Лукницким далеко не всегда в спокойной домашней обстановке. Гораздо чаще он писал прямо на ходу, в дороге, в вагоне поезда, в тяжелейших условиях передовой. Писал всегда, когда удавалось. Поэтому его манера записывать часто тороплива. Например, числительные он всего записывал цифрами, имена сокращал, ставя лишь инициалы. В какой-то степени эту манеру я сочла возможным сохранить, чтобы передать точность и стремительность его записей. По этой же причине во многих случаях сохранены стиль, орфография и пунктуация документов, приводимых в тексте, - тогда так писали.

Часть первая

ПОИСКИ СЕБЯ

И нету праздного досуга...

ИЗ ДНЕВНИКА ОДИННАДЦАТИЛЕТНЕГО ПАВЛИКА

16 (29) июня 1914

Мы поехали осмотреть Эйфелеву башню. Она поразила меня своими громадными размерами: саженей 50 (квадратных). В ней есть лифт, который поднимается на предпоследнюю площадку башни. На самом верху телеграфная станция, маяк для аэропланов и что-то вроде каютки...

17 (30) июня 1914

Катались на подземной железной дороге. Метрополитен заменяет в Париже трамваи; уличное движение в 3 раза больше, чем петербургское...

18 июня (1 июля) 1914

Музей "Grevin" - это музей восковых фигур. Все эти фигуры замечательно сделаны. Например, сидит в салоне на диване солдат и курит папиросу. Мы проходим мимо, думая, что он настоящий. А два других солдата, сидящих напротив него, смотрят на нас, на него и смеются. Тогда мы подходим к первому, хорошенько вглядываемся и видим, что он из воска. После этого случая мы уже внимательнее. Когда разглядываем кого-нибудь, то думаем: "А вдруг он живой! Что тогда?"