Вера Лукницкая - Перед тобой земля

3.07.1925

АА, рассказывая нижеследующее, сказала: "Не записывайте этого, душенька, потому что выйдет, что я хвастаюсь..." И рассказала, что когда она первый раз была на "башне" у Вяч. Иванова, он пригласил ее к столу, предложил ей место по правую руку от себя, то, на котором прежде сидел И. Анненский. Был совершенно невероятно любезен и мил, потом объявил всем, представляя АА: "Вот новый поэт, открывший нам то, что осталось нераскрытым в тайниках души И. Анненского"... АА говорит с иронией, что сильно сомневается, чтоб "Вечер" так уж понравился Вяч. Иванову, и было даже чувство неловкости, когда так хвалили "девчонку с накрашенными губами"...

А делал это все Вяч. Иванов со специальной целью - уничтожить как-нибудь Николая Степановича, уколоть его. Конечно, не могло это в действительности Николая Степановича уколоть, но Вяч. Иванов рассчитывал.

Последнее собрание, которое я помню, было, уже когда война началась, у Бруни в Академии художеств.

Когда мы возвращались откуда-то домой (1913), Николай Степанович мне сказал про символистов: "Они как дикари, которые съели своих родителей и с тревогой смотрят на своих детей".

"Зимой 13 - 14 г. (в начале 1914) АА как-то в виде шутки написала на бумажке про Николая Степановича: "Просим закрыть цех. Мы этого больше выносить не можем и умрем". И подписала: "А. Ахматова", а потом подделала подписи всех членов цеха. Смеясь, показала это Николаю Степановичу, тот отнесся к этому безразлично и тоже смеялся. Потом АА дала эту бумажку С. Городецкому. Тот тоже улыбнулся, но довольно принужденно. И написал резолюцию: "Всем членам цеха объявить выговор, а А. Ахматову сослать на Малую, 63, и повесить"...

АА так и не знает - понял ли тогда Городецкий, что это поддельные подписи, или не понял. Хотя АА и не скрывала этого никак! Все это делалось в виде милой и остроумной шутки.

31.10.1925

Я пришел к АА в Шереметьевский дом. Перемолвившись двумя-тремя фразами, стал читать воспоминания Пяста. АА слушала с большим интересом. Некоторые выражения и некоторые эпизоды вызвали ее веселый, непринужденный смех... АА смеялась - она очень тихо всегда смеется, но смех особенный, мелодичный и заразительный... АА осталась довольна воспоминаниями Пяста, - видно, что он мало знаком с Николаем Степановичем, но жизнь их сталкивала тем не менее, и то, что он помнит, он передает хорошо и правильно. И очень достоверны его характеристики. А образ Николая Степановича выступает очень определенно и жизненно. "Молодец Пяст - он очень хорошо сделал, что рассказал вам".

1.11.1925

Я заговорил о том, что во всех воспоминаниях о последних годах Николая Степановича сквозит: организовал то-то, принял участие в организации того-то, был инициатором в том-то и т. д.

АА очень серьезно ответила, что нельзя говорить о том, что организаторские способности появились у Николая Степановича после революции. Они были и раньше - всегда. Вспомнить только о "Цехе", об Академии, об "Острове", об "Аполлоне", о "поэтическом семинаре", о тысяче других вещей... Разница только в том, что, во-первых, условия проявления организаторских способностей до революции были неблагоприятны ("пойти к министру народного просвещения и сказать: "Я хочу организовать студию по стихотворчеству!""). После революции условия изменились. А во-вторых, до революции у Николая Степановича не было материальных побуждений ко всяким таким начинаниям... Все эти студии были предметом заработка для впервые нуждавшегося, обремененного семьей и другими заботами Николая Степановича. Они были единственной возможностью, чтобы не умереть с голоду.

Разговор об отражении революции в стихах Николая Степановича...

АА: "Одно - когда Николай Степанович упоминает о быте, так сказать, констатирует факт, описывает как зритель... Это часто сквозит в стихах... И больше всего в черновике канцоны...

И совсем другое - осознание себя как действующего лица, как какого-то вершителя судеб... Вспомните "Колчан" - где в стихах Николая Степановича война отразилась именно так. Николай Степанович творит войну. Он - вершитель каких-то событий. Он участник их... Его "я" замешано в этих событиях...

Таких стихов - в отношении к революции нет. Николай Степанович еще не успел осознать себя так... Такие стихи несомненно были бы, проживи он еще год, два... Осознание неминуемо явилось бы. Указанием на это является стихотворение "После стольких лет". Это стихотворение - только росток, из которого должно было развиться дерево... Но смерть прекратила развитие этого ростка".

Начав помогать Павлу Николаевичу в 1924 году, Ахматова увлеклась сначала воспоминаниями, личным впечатлением, советами. Работа становилась все более углубленной, потребовала сравнительного анализа поэтических произведений, расширения круга имен, изучения взаимовлияний, привлечения новых источников, прослеживания исторических закономерностей и примеров, различных сопоставлений. Работа стала требовать ежедневных встреч и долгих часов кропотливого всматривания в материалы. Возникла взаимная потребность делиться все новыми и новыми соображениями, возникавшими часто внезапно, из какой-либо одной, по-новому прочитанной поэтической строки. Появлялась надобность спешно обращаться в библиотеки за книгой какого-нибудь не интересовавшего их до этой минуты автора. Круг необходимого для работы чтения все расширялся. Кроме того, поэтов, выросших в изучаемое ими время, в Ленинграде в ту пору еще было много - они были живыми свидетелями. Приходилось обращаться к ним за воспоминаниями за той или иной исторической справкой, за суждением.

Эту миссию всегда выполнял Павел Николаевич, Михаил Кузмин, Николай Клюев, Вл. Пяст, Михаил Зенкевич, Алексей Толстой и многие другие крупные литературные фигуры и некрупные, а порой и совсем незначительные, даже не утвердившиеся в литературе, становились объектами его интереса, и он возвращался к работе часто с существенными результатами.

Но если интерес Лукницкого ограничивался Гумилевым, то Ахматова начала искать для себя новую задачу. Она жаждала быть нужной. Она менялась на глазах. В сущности, до тех пор она никогда не работала так, как работает умеющий проникать в суть поэтических явлений исследователь. И по лесенке найденных ею методов она постепенно поднялась до величайшего гения русской поэзии, любимого ею, - Пушкина...

Ахматова всегда дружила с его удивительной музой, превосходно знала огромную литературу о нем, но постепенно стала изучать Пушкина по-иному: каждую его строку, каждое слово, сказанное им в стихах, в прозе, в переписке. И что бы она ни делала, о чем бы ни говорила, с кем бы ни встречалась - через все так или иначе проходил образ Пушкина. Пушкин вошел в ее жизнь, в ее время, в ее существо. Она дышала Пушкиным.