Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

- Да, был такой, раскольник он, с Выгозера, рыбной ловлей занимался. Помню уху его славную, а вот былину из него только одну вытянул тогда, про Добрыню. Зато притчи Суриковой Домны, те и сейчас помню, и про Гришку Отрепьева, и про Василия Буслаевича, и про Илью Муромца и Калина царя.

- Расскажи!

- Сейчас. Я сначала о той ночи...

Белая ночь на Севере - это восьмое чудо света. Что-то есть в ней тайное и непонятное. Ни мрак ни свет, ни явь ни сон. Мир застыл, будто сам собой очарован. Долина в дымке. Лес вдали. Холмы, валуны огромные. И озеро зеркало. Будто и тихо, и нет движения, но словно что-то незримо вершится или вот-вот должно свершиться. Вдруг в полной тишине пролетает птица. Иногда раздается звук невнятный, не понятно даже, человек ли, зверь ли, ветер ли в лесу простонал.

Так вот. Я все ждал песен, а мои старцы всю дорогу до озера на поводырей ворчали. Я даже чуть поотстал, нарочно.

На берегу мы нашли лодки. Лодку там бери любую, если надо переправиться, никто в обиде не будет. Они все сели в одну большую, а я взял маленький рыбацкий челнок. Плыву в челноке под светлым небом и от восторга замираю. И это блаженство не меньше, чем вся эта сияющая красота. Кажется мне, что я один во вселенной. Ей-богу, я ощутил смысл слова "мироздание" "здание вселенной". И озеро - ее дно, а небо - ее крыша.

Когда прибыли на место, напились мои "гомеры" чаю и будто переродились. И песни пели, и сказки сказывали. Чуть не полсела в хату набилось.

- Ты записывал?

- А как же! Раньше, в новгородском путешествии, много собрал песен о борьбе русских со шведами и о Петре, а здесь записал Алексея Бат го и Ивана Касьянова из села Космозеро.

- Расскажи все же какую-нибудь, если помнишь.

- А не заскучаешь? Ну послушай кусочек:

Тут русские могучие богатыри

Вывели с силы великой

Младого Ермака Тимофеевича.

Заехал который от Нова города,

Который от Бела озера,

Который заехал от Киева,

Который заехал от Ерослима

Всю прибили силу великую.

Тут в одно место богатыри съехались,

А тут они порасхвастались:

"Кабы была на небо лестница,

Мы прибили бы всю силу небесную..."

Я много помню сказок, друг Гибсон, ведь Русь, она всегда в яви в бедах и нужде гибнет, а в снах и мечтах сказками живет, коврами-самолетами да скатертями-самобранками, да рая ищет в тридевятом царстве. Меня волнует сейчас другое. Впрочем, это то же самое. Старообрядчество составляет одну из самых главных, по-моему, сил, которая порождает многие пороки не только в Обонежье и Поморье, но и на всем Севере России. Понимаешь, я побывал в Олонецком краю и вынес оттуда ужасающую картину раскола старообрядчества. В сектах, естественно, не могло быть ни убеждений, ни принципов, ни логики. Каждый "учитель" преподносил свои проповеди расплывчато-неопределенно, толкования их в одной и той же секте противоположные. Раскольники, формально соблюдая обряды, ничего не понимали в собственной религии. Поглядел я на весь этот кошмар, на эти раскольничьи "верования" и ясно понял: едва забрезжится свет образования в среде раскола, как сами собою падут нелепые секты - хлыстовщина, скопчество, странничество, шалопутство и много других. С развитием цивилизации, как бы ни чурались они ее, раскол потеряет не только своих последователей, но даже и свою raison d' tre*.

И теперь, оглядываясь назад, я могу подвести итог всему виденному, изученному и переиспытанному.

Поморский вопрос стоит во всей своей наготе перед моими глазами. Я взглянул на него глазами постороннего человека, а теперь не перестаю думать о нем. Много русской энергии, живой русской силы загубило и губит ежедневно халатное отношение наше к русскому Северу - золотому дну. Всего там есть вдоволь - сумей только раздобыть из моря, воздуха и из-под земли. Много надо приложить силы, чтобы добыть это богатство, но еще более оно требует силы высшей - ума, железной настойчивости и науки. Без распространения образования и самых первых благ цивилизации, путей сообщения и обеспеченности жизни, свободы и гражданского порядка никогда не оживет наше Поморье. Никакие северные комиссии, никакие консулы не помогут ему проснуться и не призовут к жизни дремлющие силы. Дайте грамоту помору прежде всего; за школой постройте ему больницу, чтобы не вымирала ни за что ни про что живая русская сила; дайте порядок и благоустройство с хорошо организованною местною властью; освободите предприимчивого помора от сетей канцеляризма; организуйте почту и правильные сообщения на побережьях Ледовитого океана - и тогда зацветет Север России. Русский промышленник обретет силу, и Норвегия не посмеет наносить ему обид. Кулачество и артельная покрута вымрут исподволь, промышленник будет промышлять для себя и своей семьи.

- Ты идеалист, Александр. Начал правильно - революционно, а дальше рассуждений не идешь. Ну что ты говоришь? Подумай! Чтобы промышленник сам промышлял для себя, а кулачество вымерло само по себе? Ха-ха! Наивность ребенка! Образование - согласен. Оно необходимо в первую очередь, чтобы пробудить сознание мужика, дать ему знания, как ты выразился, "призвать к жизни дремлющие силы", то есть для революции, друг. Только она уничтожит эксплуататоров, как клопов, сосущих кровь России.

- Ты, конечно, прав, тем более что от благосостояния нашего Севера зависит также будущее русского флота, а на Поморье мы найдем замечательного природного моряка, который не уступит ни одному матросу в мире. Но мое дело - писать, Гибсон, рассказывать. В этом и вижу пока свою задачу. Для этого езжу.

Норвегию, страну живописных берегов, изрезанных фиордами, Елисеев воспринял слишком идеализированно из-за сравнения ее с Северной Россией, из-за беспрерывных, никогда не оставляющих его глубоких раздумий о своей горячо любимой Родине.

Возможно, так только и мог видеть ее путешественник, пришедший из страны, где "приютились к вербам сиротливо избы деревень", где поэт прошлого содрогался от стона, стоящего над Россией, и где вот-вот должен был родиться другой поэт, который опять скажет:

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?

Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!

Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться...

Вольному сердцу на что твоя тьма?

Елисеев уже много лет путешествовал. Он видел паломников, шедших в святую землю вымолить долюшку, видел нищих и калек, бродивших по Северу и Югу. Он уже записал много песен, в которых плакала старая Русь... Взгляд Елисеева, человека, влюбленного в свою страну, в ее будущее, был обращен на все, что есть доброго у соседей, что могло бы быть - и даже лучше - и на его родине. Ему могло вполне тогда казаться, что Норвегия свободна и счастлива. Хотя она так же, как и русский Север, восемь месяцев в году погребена в снегах.