Александр Афанасьев - Поэтические воззрения славян на природу (Том 1)

______________

* Описание Киево-Печер. лавры, 87.

** Матер, для изучен, нар. слов., 5.

Спела тетивка у туга лука

Станишники с коней попадали;

Угодила стрела в сыр-кряковистый дуб,

Изломала дуб в черенья ножевые

Сражаясь один против несметной рати кочевников, он куда ни бросится там улица, где ни поворотится - часты площади. Вслед за тем наезжает Илья Муромец на Соловья-разбойника, который заложил прямоезжую дорогу к Киеву ровно на тридцать лет (время, когда богатырь сидел сиднем): никакой человек по ней не прохаживал, зверь не прорыскивал, птица не пропитывала. Соловей-разбойник свил себе на двенадцати (или девяти) дубах гнездо и, сидя в нем, свистал так сильно и громко, что все низвергал своим посвистом, словно напором стремительного вихря. За десять верст раздался его свист - и богатырский конь под Ильею спотыкнулся,

Темны леса к земле приклонилися,

Мать-река Смородина со песком сомутилаоя

Богатырь сшиб его каленой стрелой с высоких дубов и повёз с собой в Киев; там, во дворе князя Владимира, заставляют Соловья-разбойника показать свою удаль - засвистать вполсвиста. Соловей отзывается, что уста его запеклись кровию, и просит испить. (154)

Налили ему чашу зелена вина,

Весом чаша в полтора ведра;

Принимал он чашу единой рукой,

Выпивал чашу за единый вздох (дух).

Наливали ему другую чашу пива пьяного и третью меду сладкого; выпивал чаши Соловей-разбойник, и как Илья Муромец с пива - набирался с того силы великой, свистнул и оглушил своим свистом могучих богатьфей, так что они наземь попадали, а простые люди мертвы стали, и потряс крепкие своды княжеских палат: слетели с них крыша и вышки, лопнули связи железные.

Засвистал Соловей по-соловьиному,

А в другой зашипел разбойник по-змеиному,

А в третьи зрявкает он по-звериному (нар. по-туриному).

Те же выражения употребляет народный эпос, говоря о вещем коне сивке-бурке, в образе которого, как и в образах змея и быка, олицетворялась громоносная туча (см. ниже). Раздраженный Илья Муромец убивает Соловья-разбойника, кидая его (по свидетельству одного варианта) выше дерева стоячего, чуть пониже облака ходячего. Соловей-разбойник гнездится на двенадцати дубах; народная сказка то же самое говорит о змее, и подробность эта объясняется мифическим значением дуба - дерева, посвященного Перуну: "загремел Зилант (змей), выходя из железного гнезда, а висело оно на двенадцати дубах, на двенадцати цепах"*; в одном заклятии говор змея сравнивается с шумом ветра: "что не дуб стоит - Змиулан сидит, что не ветр шумит - Змиулан говорит"**. Согласно с показанием народной былины о свисте Соловья-разбойника, в одной рукописной повести XVII века читаем: "начаша змий великий свистати; от змиева свистания падоша под ними (послами) кони"***. В украинской сказке, напечатанной в "Записках о южной Руси"****, по сличении ее с вариантами того же эпического сказания, записанными в других местностях, Соловей-разбойник заменяет собою Змея Горыныча; в другой сказке Илья Муромец побивает двенадцатиголового змея, избавляя от него красавицу-королевну*****. Все эти сближения убедительно свидетельствуют, что в образе Соловья-разбойника народная фантазия олицетворила демона бурной, грозовой тучи. Имя Соловья дано на основании древнейшего уподобления свиста бури громозвучному пению этой птицы. "Свист бури, вихрей, ветров" выражение общеупотребительное в нашем языке; народная песня, описывая бегство удалого добра молодца от царских разъездов, прибавляет:

______________

* H.P.Cк.I-II.стp.310.

** Библ. для Чт. 1848, IX, ст. Гуляева, 57.

*** Архив ист.-юрид. свед., II, ст. Бусл., 48.

**** Кулиш, II, 48-57.

***** H.P.Cк.,III,11.

Что гнались-то, гнались за тем добрым молодцем Ветры палевые,

Что свистят-то, свистят в уши разудалому Про его разбои*.

______________

* Москв. 1854, XV, критика, 131.

У моряков до сих пор существует поверье, что свистом можно накликать бурю, подобно тому, как призывается она звоном колоколов и резким криком хищных (156) птиц; при стихающем попутном ветре пловцы обыкновенно свистят но ветер. Эсты также убеждены, что от свиста свежеет ветер*. О водяном рассказывают наши крестьяне, что он не любит, когда беспокоят его сон свистом, и опрокидывает за то лодку, а пловца увлекает на дно реки**, т. е. свист подымает бурю, которая волнует и бурлит сонные воды и грозит пловцу бедою. С 1-го марта начинают дуть весенние ветры, и потому о св. Евдокии, память которой празднуется в этот день, крестьяне выражаются: "приехала свистунья"***. Свистать в жилой избе почитается в простонародье дурною приметою и грехом; от того, кто это делает, отвращается Богородица. Изба, в которой свистят, скоро опустеет - все высвищешь! Домовой, как охранитель семейного благосостояния и покоя, пугает таких неосторожных "свистунов" по ночам. Не должно свистать во время весенних посевов; иначе зерно будет вывеяно с пашни ветрами и не даст роста****. Одно из самых обыкновенных олицетворений дующих ветров было представление их хищными птицами; вот почему дети Соловья-разбойника оборачиваются, по свидетельству былины, воронами с железными клювами (об этих воронах см. гл. X).

______________

* Die Windgottheiten, von Genthe, 15.

** О.З.1848, V, ст. Харитон., 24.

*** Сахаров., II, 16.

**** Ворон. Г. В. 1851,11; Иллюстр. 1846,171-2; Нар. сл. раз., 159 Приметы: не свисти в ключ - потеряешь память; не свисти там, где сидит на яйцах наседка, - цыплята замрут.

Эпитет "разбойника" объясняется разрушительными свойствами бури и тем стародавним воззрением, которое с олицетворениями туч соединяло разбойничий, воровской характер. Закрытие тучами и зимними туманами небесных светил называлось на старинном поэтическом языке похищением золота: в подвалах Соловья-разбойника лежала несчетная золотая казна; точно так же в летней засухе и в отсутствии дождей зимою видели похищение живой воды и урожаев. Демонические силы грабят сокровища солнечных лучей, угоняют дождевых коров и скрывают свою добычу в неприступных скалах. Этот хищнический характер облачных демонов повел к тому, что, вместо великанов и змеев, с которыми сражаются богатыри в более сохранившихся вариантах эпического сказания, - в вариантах позднейших и подновленных выводятся на сцену воры и разбойники. Таким образом древнейшие мифические предания, с течением времени, сводятся народом к простым объяснениям, заимствуемым из его обыденной жизни*.

______________

* Сличи сказки, напечатанные в Н. Р. Ск., V, 27, 28; VI, 51-53; Худяк., 10, 84; Эрлснвейн., 11; Труды курск. статист, комитета, 420-3, и Сказку об Иване-богатыре, крестьянском сыне (М., 1847).

Пламя грозы сопровождается порывистыми ветрами, и взаимными их усилиями очищается воздух от туманных испарений; эта естественная связь их отразилась и в языке: от санскр. корня рй- очищать произошли существительные pavaka огонь и pavana - ветр, лат. purus (purgare), греч. пvр и с переходом звука р в f др.-вер.-нем. fiur; как от латин. fio - дую образовалось flamma - пламя, так от глагола вею (санскр. va - flare) произошло не только ветр (зенд. vata, перс. wad, греч. antnc , лат. ventus, кельт, bad и gwynt, гот. vinds, англос. wind и wedher, сканд. vindr и vedr, др.-вер.-нем. wetar, лит. wejas и wetra), но и ватра (серб. и чеш.) - огонь, пламя, через страдательное причастие ватый, ват; в Ведах ветр - vata. В старину ватра имело значение не просто огня, но огня небесного = молнии, как видно из глосс Вацерада*. Признаваемые за дыхание бога-творца небесных гроз, за дуновение его могучих уст, ветры и буря вызывали в человеке то же религиозное чувство, с каким обращался он к грому и молниям. В Астраханской губ. пловцы, садясь в (157) ладью, всегда произносят при этом: "святой воздух! помоги нам"**. Стрыйковский говорит, что славяне и литовцы, заслыша вой бури, преклоняли колена, ибо в шуме ветра узнавали шаги шествующего бога***.