Елена Коровина - Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства

Но, вводя тайные обряды ведьм в реальную пьесу, драматург Шекспир, конечно, не будет и предполагать их разрушительного воздействия. Или будет? И введет целенаправленно? Но для чего? Может, именно таким способом он решит обрести симпатию короля?..

Кто знает… Но вот одно известно: «та пьеса», которая сейчас ставится на сцене, самая короткая из творений драматурга. Почему Шекспир создал такую? А он и не создавал. Пьеса была куда длиннее. Нынешний вариант просто сокращен – эдакая версия «для общего пользования». У этого варианта есть и автор-обработчик – Уильям Давенант, личность в театре на рубеже XVI–XVII веков вполне известная: немного актер, немного драматург, немного постановщик. Но существовала и полная версия – для избранных. В ней сцены с ведьмами были куда длиннее и, наверное, страшнее. Словом, Давенант попытался убрать из пьесы наиболее одиозные и иррациональные страницы. Но и то, что осталось, наводит ужас на театральный мир до сих пор.

«Макбета» ставят редко. Но ставить все-таки хочется! И потому за 400 лет театральный мир выработал некоторые «обереги» для работы с пьесой. Мало того, что, как уже говорилось, нельзя произносить название. Но еще и нельзя вообще произносить текст, если актер не на сцене. Нельзя репетировать дома, в гримерке и даже в театральных кулуарах. Только зеркало сцены отведет беду! Недаром оно – зеркало и сумеет отразить негатив.

Нельзя класть пьесу, например, на стол названием вверх – так, чтобы оно читалось. Поэтому актеры оборачивают и книгу, и отдельные листы чем угодно, хоть газетой. Часто отдельные экземпляры пьесы, по которым суждено читать роли, вообще переплетают вверх ногами – тогда название не будет читаться.

Особо рьяные актеры на репетициях вообще читают роли, пропуская имена. Режиссеры же заменяют их: «король шотландский» – Дункан, «та леди» – леди Макбет. Самого же Макбета зовут просто: «тот» или «тот человек».

Даже скептический ХХ век не рассеял печальной славы. «Макбет» ставится редко. Но может, потому каждая постановка становится событием. Однако даже самая знаменитая постановка ХХ века – в театре «Олд-Вик» – оказалась наполнена таинственными и загадочными событиями. Великого английского актера Лоуренса Оливье едва не убило свалившейся декорацией, а актриса, исполнявшая роль леди Макдуф, попала в автокатастрофу и так и не оправилась. А 1937 году произошла и вовсе непоправимая история, связанная с «Макбетом». Владелица и актриса театра «Олд-Вик», Лилиан Бейлис, скончалась как раз в тот вечер, когда на сцене ее театра шла злополучная «та пьеса».

Словом, любая постановка «Макбета» – спокойствие над бездной. Эта пьеса вслушивается в Неведомое. Правда, расслышать пока не может. Но и оторваться от Тайны ей тоже не дано…

«Коль мысли черные к тебе придут, откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро»!» Нет, недаром Пушкин написал эти бессмертные строки. Именно так его герой – великий композитор Моцарт – отзывается о комедии Бомарше. А ведь и Пушкин, и Моцарт понимали толк и в комедиях, и в веселье.

Возможно, это самая феерическая, невообразимая комедия путаниц, положений, невероятных поворотов и страстных характеров. Но тогда отчего же все эти «комедийные» герои и героини, простаки и субретки в роскошных одеждах времен Людовика XVI – взбитых париках, кринолинах и камзолах прелестных цветов пастели, в водопадах мейсенских кружев и лионских шелков – вызывают на каждом спектакле любого театра какую-то тягучую атмосферу, напряженность ожидания чего-то темного и неизбежного? Уж на что весел и откровенно по-народному заборист был легендарный спектакль МХАТа (режиссер К.С. Станиславский, 28 апреля 1927 года) – времени революционных надежд, когда наконец-то настала возможность в открытую похохотать над рафинированными господами и возвеличить слугу Фигаро – выходца из народа, но и этот спектакль таил в себе нечто непредсказуемое. Фигаро – Николай Баталов и Сюзанна – Ольга Андровская (даже в жизни, не только на сцене влюбленные муж и жена) пели и плясали, дурачили господ.

Зал взрывался аплодисментами. Недаром молодые актеры тут же стали любимцами зрителей. Но выходил на сцену граф Альмавива (Юрий Завадский), которого столь самозабвенно дурачила эта парочка, смотрел на зал через пенсне, вздыхал, утонченным жестом поправляя то кружево воротника, то выбившуюся прядь напудренного парика, и… зрителям становилось как-то неуютно. Над чем шла издевка? Над роскошным барином в старинном камзоле или над самой уходящей эпохой – такой изящной, прелестной (декорации мирискусника Александра Головина), но, увы, исчезающей навсегда?..

И вот что поразительно: уже через несколько лет произошла невероятная аберрация: «насмешники» Баталов и Андровская играли в спектаклях МХАТа все реже и реже, а «аристократ» Завадский набирал силы и уже с начала 30-х годов начал создавать собственный театр, из которого вырос один из самых «аристократических и интеллигентских» сценических коллективов Москвы – Театр имени Моссовета. С народным балагуром и вовсе случилось нехорошее – Николай Баталов (1899–1937) заболел туберкулезом и умер в самом расцвете сил – в 38 лет.

Вспомним иной пример – не столь давний: «Женитьба Фигаро» в Московском театре сатиры (1969). Блестящая режиссура Валентина Плучека – истинная интеллектуальная игра ума. Роскошные декорации (Валерий Левенталь) и еще более роскошные костюмы (Вячеслав Зайцев). Зрелище утонченное, рафинированное. Воистину – эпоха рококо с ее скрытой негой и приоткрытой ленью, когда слуга (Фигаро), томно и скучающе вдыхающий аромат алой розы, еще более аристократичен и утончен, чем сам граф Альмавива. Куда уж желчному графу (Валентин Гафт) до остроумца слуги! Фигаро читает стихи и даже сочиняет сам, он образован и свободно говорит по-английски. Граф же только и знает, что ездить на охоту, заваливать на сено служанок, чистить обожаемые ружья. Роли поменялись – граф приобрел замашки грубияна-вояки, Фигаро же потянулся к роскошной и утонченной жизни. И вот он женится – по любви. И вся жизнь и окружение приобретают красоту, изящество, гармонию. Или не приобретают – ибо Фигаро не уверен: не изменяет ли ему обожаемая Сюзанна?

И вот уже он вертится, словно загнанный зверь в роскошной клетке. Действие приобретает совершенно мистический оттенок – не понять, что наяву, что в мире наваждений. Ведь первая часть названия пьесы – «Безумный день». Герои перепутались, события смешались. А зрители совершенно неожиданно начинают чувствовать, как на всю эту милую, изящную атмосферу событий наползает нечто непредсказуемое, темное, иррациональное. Символы всей этой роскошной обстановки, похожей на фантастическую шкатулку рококо, уже видятся знаками беды. Мир Фигаро двоится, троится и разрушается, словно роскошные ткани расползаются в черноте, рассыпаются в прах. Актеры еще пытаются собрать его в финале (ведь финал счастливый!). Но этому счастью как-то не верится. Зрители уходят с непонятной грустью. О чем они грустят? Не о рассыпавшейся ли в прах красоте ушедшего мира? О том, что все когда-то были такими молодыми, энергичными и блестящими, как Фигаро и его друзья, но времена веселых проделок молодости пройдут, хоть об этом и не напишут пьес и не поставят спектаклей?..