Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет

Ими достигнуто Искусство умения передать форму, но не было достигнуто умение овеять предметы живым воздухом, чем обогатились художники 19 века.

Ошибочно думать, что они, классики, совершенны и что молодому поколению нашего времени нужно созерцать, поклоняться и следовать или признать их Искусство как Идеал. Признать — значит лишить себя <���возможности> жить современным богатством, приковать себя к точке мертвой, уйти из современной нам жизни.

Наши мастера 19 века, импрессионисты, даже передвижники, достигли больше<���го>, <���у> них ожили те тела воскресших мраморов античного Искусства, которые были раскрашены художниками Возрождения.

И тот момент, который считался за падение Искусства после Веласкеза, считаю ошибочным. Это было не падение, а наоборот, высший подъем, наибольшее приближение Искусства к лицу природы. Художники 19 века и частью 20-го — до кубизма, будут реальной мечтой дикаря. Искусство его идеи достигло совершенства, и холст картины стал зеркалом. На нем загорелось солнце.

Если бы мастера Возрождения не затворили за собой двери к природе и если бы из их мастерских не был изгнан реальный свет, тогда не оборвалось <���бы> их искусство на полдороге — а пошло развиваться в достижении живого света и воздуха.

Но двери закрыты — и в фабриках фабриковались тысячи картин. Затворив за собой дверь своих мастерских, они удалились от натуры и задох<���ну>лись в погоне не за правдой натуры, а за идеальностью — эстетичностью — красотою.

Реальность представления исчезала по мере нахождения идеальных линий лица, богатство природных линий избегалось, сложность натуры упрощалась идеальной линией, человек был очищен и построен в картине по вкусу художника.

Краски были средством — те же румяна, помада и пудра, — от которых зависела красота лица.

Мастера Возрождения уклонились от идеи дикаря идти ближе к натуре, что и было началом конца их искусства.

Если посмотреть на людей в картинах классиков, то увидим безжизненное тело, хотя сквозят синеватые вены, но кровь в них мертва. И только находясь в состоянии гипноза, можно увидеть <���в этом теле> правду жизни. Оно не дышит тем воздухом, который дали мастера 19 века.

Но ваши учителя уже много лет говорят о достоинстве Рафаэля и посылают <���вас к нему> на поклон.

Умерли Рафаэли, говорят они, и пало искусство великое, и, не проверив слов их, вы верите. Вы загипнотизированы так же, как и они, и уверены, что все, что бы ни создавалось, — кривляние, не имеющее под собой основы и красоты.

И так жуют лекторы ваших училищ и старых аудиторий академии Рафаэлевы без конца.

Все сделано, чтобы подвинуть ваше сознание подальше от современного. Вы свободное время отдаете Музеям и Галереям, усыпальницам старого Искусства.

Каждая картина музея и галереи — есть как бы утвержденным шаблоном или вехой, указывающей конец пути.

Растущее поколение не должно принимать эти шаблоны как мерку к своему времени и свое искусство не должно мерить ими, так как то, что уже висит в музее — есть пройденный путь уже пережитого времени.

Музей — собрание прошлого — собрание следов движения Искусства, но не место училища.

Наша ценность в поступательности, а следы поступи нашей мы нескоро увидим в стенах музеев.

Поступь художников «Бубнов<���ого> валета» была шесть лет тому назад, но и это была буря пронесшейся идеи Сезанна, вынесшей упор стены, построенной из бранных слов 12 .

И прошло несколько лет, когда следы жизни изменились в новые ступени, когда идея Сезанна пришла к своей конечной цели, Кубизму.

Тогда начали собирать в галереи следы давно умершего Сезанна. «Бубновый валет» отжил свое время. Закончил свой путь. И пора объявить новую программу. Не тратить силы в борьбе с энциклопедическим словарем «Мира Искусства».

Мы окружили жизнь свою экспрессами, автомобилями, гигантскими дредноутами, цеппелинами, аэропланами, дальнобойными пушками, электричеством, лифтами, многоэтажными небоскребами, а Искусство <���измеряем> все теми же старыми шаблонами Рафаэлевского типа, все с той же точки рассматриваем наше новое время рождения формы.

Все пусть идет, не оглядываясь назад, но картина должна быть всегда похожа на своего предка. И когда же перед вашими глазами висят картины современного времени новаторов, вы их не понимаете. Не понимаете потому, что смотрите с той точки, с которой смотрел ваш предок. Но тогда поставьте и картину его времени.

Вот почему не поняты новаторы, они не подходят ни под один шаблон прошлого, и у вас [отняты приборы] и затеряны точки, и вы не потрудитесь отыскать новый прибор — видеть новую картину. Надо сменить очки или сбросить <���их>.

Уже не годятся в нашей современной жизни идеи импрессионистов, грубые очки передвижников, лорнетки «Мира Искусства». С ними можно ходить в Третьяковскую галерею.

Нужно крепкую железную лебедку <���для того, Чтобы> вытащить вас из колодца прошлого и показать вам огромное пространство вместо дырки колодца.

В эту щель колодца новаторы показывают вам новые идеи, и вы должны выйти из норы прошедшего к пространству.

И сколько бы ни старались авторитеты-ремесленники закрыть щель «вы веской заказов», им не удастся. Наше сознание осознало новую идею, она живая, и <���она> сильнее мертвых форм прошедшего времени.

Следы прошедшей жизни похоронили в себе и время. И как бы ни восстанавливали формы прошлого, оно не будет настоящим, ибо время новой жизни покроет их тело.

Дупло прошлого не может вместить гигантский бег построек нашей современности; как в нашей технической жизни мы не можем пользоваться кораблями сарацин, так и в Искусстве не можем основывать картину современности на старых основаниях.

Техническая сторона нашего времени уходит все дальше вперед, а искусство стараются подвинуть НАЗАД.

Туда к Рафаэлям, туда к примитивам, старым индийцам, персам, импрессионистам, передвижничеству зовут вас муллы с башен АКАДЕМИИ.

Но устарел их маяк, рухнули фундаменты и потух огонь Рафаэлей.

В 19 веке художники вышли на воздух с холстами и стали изучать его, взялись за то, что не было доведено, что не было найдено мастерами Возрождения. Это последнее усилие художников прийти к лицу земли, здесь конец идеи дикаря.

[Как] ни достигали яркости солнца в картине, ничего не достигли.

Солнце их картин потухло с ночью, а бегущий дискобол стоит на месте десять тысяч лет, <���хотя> дикарь думал достигнуть живого бега. Так и в 19 веке художники тоже думали об этом.

Но дикарю — было занятно и забавно достигнуть изображения видимого, тоже интересно обезьяне передразнить видимое, тоже малому ребенку хочется быть папой.