Жан-Люк Энниг - Краткая история попы

Мир предпочел весьма старомодный, но куда более доступный способ описания ягодиц в терминах кривых линий: «...они то напряжены, то расслаблены, подобно лире или луку», как говорил еще Гераклит. Пытаясь дать определение ягодицам, мы в первую очередь упоминаем изгиб, и тут, конечно, не обходится без эстетики барокко. Стиль барокко — это облака, гирлянды, ракушки, своды, купола и завитки. Статуи святых в алтарях некоторых швабских церквей как будто искрятся весельем, они охвачены трепетным ликованием и очень похожи на колышущиеся ягодицы. Со времен «Суда Париса» Рафаэля художники изображали женскую наготу по одной-единственной причине: она позволяла им использовать эллиптическую, извилистую, волнообразную линию (ну и еще, разумеется, потому что женщины им просто нравились). И разве ягодицы не олицетворяют собой все завитое и круглое в женском теле: локон, щеку, вульву, глаз или ноготь? Возможно, они — идеальная метафора тела, заключенного, подобно моллюску, в раковину, гипербола, вмещающая его во всей своей полноте?

Сонет Рембо «Гласные» с трудом поддавался толкованию, что позволило Роберу Фориссону [28] Робер Фориссон — французский историк, представитель ревизионистской школы, профессор Лионского университета. , больше известному широкой публике своими ревизионистскими идеями, предложить в 1961 году в журнале «Бизарр» его эротическую интерпретацию. По мнению Фориссона, Рембо описал в сонете женское тело, а потому следует всего-навсего положить букву «Е» на бок и написать ее округло, как греческую ε (эпсилон). «Белые полные груди, которые медленно набухают, потом гордо устремляются вперед, величественно красуются, а соски трепещут от удовольствия». Этому более чем смелому толкованию — в конце концов, познания Рембо в области красоты женского тела ограничивались книгами! — один из читателей «Монда» противопоставил гомосексуальную версию сонета, блазон о мужском теле, усмотрев в «Е» и контурах греческой ε — ни больше ни меньше — «веселую задницу», о которой писал Верлен.

Чтобы найти подтверждение этим не таким уж идиотским интерпретациям, достаточно взглянуть на рисунок Матисса «Изгиб», выполненный в 1933 году. Женские ягодицы сведены художником к одной линии, к легкому колебанию, к следу, оставленному ими в воздухе. Десмонд Моррис ошибается, утверждая, что универсальный символ любви — стилизованное сердце — навеян формой женских ягодиц: на жаргоне сутенеров XIX века символом зада действительно был туз — но не червовый, а пиковый или даже трефовый («В Риме были нередки шалости с «трефовым тузом» молоденьких аббатов», — изящно шутил Теофиль Готье в «Письмах к Президентше», 1850). Возвращаясь к заду в форме буквы «эпсилон», вспомним столь любимую современными художниками позу: женщина лежит на боку, подтянув колени к груди, и мы видим ее ягодицы — одну на другой, и меж ними — щель вагины. Как на полотне Пикассо «Фавн, срывающий покров с нимфы» (1930-1936). Поза, безусловно, радует глаз зрителя, открывающего для себя женщину во всей ее полноте: лицо, груди, вульву, гигантские шаровидные ягодицы и ноги. Иногда, как на картине Курбе «Сон» (1866), даже удается увидеть крестец. Это, конечно, явное излишество, но плоти, как известно, много не бывает.

И все-таки настоящий смысл изгиб ягодиц обретает только в движении. Попа вальсирует, волнуется, переливается, скользя по причудливой синусоиде. Альфред Дельво [29] Альфред Дельво — французский литератор середины XIX в. в «Эротическом словаре» (1864) заявляет прямо, что женщина «крутит задом» перед мужчинами, чтобы воспламенить их. Бальзак пишет о «чувственном вращении» женского зада, а Лео Ферре [30] Лео Ферре (1916—1993) — французский певец, поэт и композитор. восторженно восклицает: «Твой стиль — это твой зад!» Богатство нашего словаря позволяет увидеть в выразительном действии одну из главных характеристик женственности. Она вертит задницей, крутит жопой, виляет кормой, отклячивает попу... все варианты перечислить просто немыслимо. Как заключает Марсель Эме [31] Марсель Эмме (1902—1967) — французский писатель, романист, новеллист, драматург и сказочник. , «ее как будто все время заносит на ходу, но это очень мило». Во французском языке для обозначения такого движения даже появились специальные глаголы. Когда Рембо пишет о женском теле, он не забывает упомянуть бешеную страстность зада. В этом смысле у задницы Рембо куда более дерзкий характер, чем у задницы Верлена: она подпрыгивает, она порхает. Вот что он пишет в 1870 году в рассказе «Сердце под сутаной» о ягодицах Тимотины Лабинетт: «...я увидел выступающие под платьем лопатки, и сердце мое переполнилось любовью при взгляде на твои грациозно раскачивающиеся крутые бедра!»

Так какова же природа этого движения? Оно, несомненно, не имеет ничего общего с подпрыгиванием грудей. Ягодицы плавно перемещаются слева направо и справа налево, как глаза или яички в мошонке. Последние, кстати, напоминают маленькую сморщенную задницу, когда тесно прижаты друг к другу, и тем более удивительно (особенно если видишь их впервые) смотреть, как они движутся туда-сюда. Покачивание ягодиц передается всему телу, так что женщина с сексуальной попкой никогда не останется незамеченной. Именно такой была Мей Уэст, хотя многие считали, что ее движения чересчур выразительны. Мей Уэст демонстрировала миру тугие округлости и изумительные бедра, олицетворяя собой все великолепие женщин с телом в форме буквы S. От корсета до шляпки, от носков туфель до выреза на платье Мей Уэст была невероятно сексуальна. Мэрилин Монро избрала для себя иную, «горизонтальную», стойку, ее еще называют «стойка на роликах». Говорят, именно поэтому она всегда носила туфли на очень высоких каблуках, причем один был немного короче другого.

Картину довершали платья с завышенной талией, как правило, с открытой спиной, их зашивали прямо на актрисе, чтобы ткань — прозрачная и тонкая, как кожица персика, — не порвалась. Подобные наряды повергали большинство окружающих женщин в ярость. Как восхищенно заметила соперница героини Мэрилин в «Ниагаре»: «Если хочешь носить такое платье, начинай готовиться к этому с тринадцати лет». Каким бы парадоксальным это ни казалось, за исключением нескольких кадров в бикини в фильме «Неприкаянные» (1962) и полуночного приема ванны в «Что-то непременно случится» (1962) Джорджа Кьюкора, Мэрилин нигде не появлялась полностью обнаженной. Кино «разложило по полочкам» анатомию актрисы, продемонстрировав зрителям ее грудь, бедра, живот и ягодицы, но так и не показало в костюме Евы. Кое-кто пытался раскрыть секрет идеальной фигуры с помощью каббалистического пересчета пропорций Мэрилин: 92/57/85. Последовательность выходила следующая: 2 — 3 — 4. Вычтя объем груди из роста, они получали 70 — идеальное число, производное от 7 — количество дней в неделе, цветов в спектре, врат в Фивах — и кратное 10 — сумме магической тетрады. Другие «специалисты» оспаривали эти результаты, утверждая, что счастливым числом Мэрилин была девятка, «символ совершенства, к которому ничего невозможно добавить, не рухнув в небытие». Да, Мэрилин — совершенство, но дело не в красоте ее ягодиц — просто она была на редкость гармонично сложена. Поэтому-то англичане и называли ее просто: Мммммм...